«Хочешь нажить проблемы? Ты их себе уже нажил». Как директор завода комбикормов стал активистом, а потом и заключенным
Статья
16 марта 2021, 14:07

«Хочешь нажить проблемы? Ты их себе уже нажил». Как директор завода комбикормов стал активистом, а потом и заключенным

Иллюстрация: Полина Коврига / Медиазона

Прошлым летом директор завода комбикормов из поселка Россь Георгий Дядюшко отказался агитировать на своем предприятии за Лукашенко. Теперь он отбывает 4,5 года в колонии усиленного режима по обвинению во взяточничестве, его жена в одиночку воспитывает четверых малолетних детей, а бывший деловой партнер, на показаниях которого построено дело против Дядюшко, сам признает, что «Николаич кому-то дорогу перешел». Алексей Шунтов съездил в Россь и поговорил с близкими и коллегами заключенного.

— Вот человек сидит себе за границей, может, хорошо, может, плохо, я не знаю. Не хочу ни злорадствовать, ни радоваться, — рассуждает работница Росского комбикормового завода по имени Елизавета про бывшую кандидатку в президенты Светлану Тихановскую. — А вот наш Николаич сидит в тюрьме. Вот и все. И кому его семья [нужна] из тех, которые так призывали [к протестам]? Они ж теперь никому не нужны.

Николаич, о котором говорит Елизавета, это 53-летний Георгий Дядюшко, бывший директор завода комбикормов в поселке Россь Волковысского района Гродненской области, депутат местного совета. 24 сентября его задержали в рабочем кабинете, а уже 26 января осудили на 4,5 года колонии усиленного режима по делу о взятке (часть 2 статьи 430 УК). По версии обвинения, с марта по сентябрь 2020 года Дядюшко получил от компании «Зерновые традиции», которой завод отгружал комбикорм, около 20 тысяч рублей «за дальнейшее сотрудничество между организациями».

Жена Дядюшко Майя связывает уголовное дело с его гражданской позицией и утверждает, что учредителя «Зерновых традиций» вынудили подставить ее мужа.

Пособия и кредиты

Майя и Григорий Дядюшко живут в трехкомнатной квартире с четырьмя детьми: семилетней Софией, шестилетним Захаром, четырехлетним Мироном и годовалым Прохором. Старшему сыну супругов Денису 18 лет, в 2020 году он поступил в Аграрно-технический университет и уехал в Минск.

У Майи есть дочь от первого брака — 26-летняя Елена, она живет в Мостах.

— Я в 23 года осталась вдовой, — говорит Майя. — Георгий с детства воспитывал Елену как собственного ребенка. Он никогда не разделял, что она чужой ребенок, нет, как собственного ребенка он изначально ее воспитывал.

У Елены, по словам матери, диабет и лейкемия; у Захара астма.

— И никто ни на какие доводы не смотрел, ни на болезнь детей. Хотя судья сказал, что да, вот заболевания у детей, и что считает, что это серьезные заболевания, но в любом случае… Ну то есть нас просто вот как собак бросили. И как теперь, не знаю, — разводит руками Майя.

По ее словам, сейчас материнское пособие на четверых детей в сумме составляет 618 рублей — но каждый месяц 450 рублей идут на погашение кредитов, которые Дядюшко взяли три года назад на замену старых окон, двери и ремонт балкона, и платежи за телефон, купленный в рассрочку.

— Там все в плесени [было], ребенок астматик. У нас постоянно дети очень болезненные, очень. У нас бывает, что по три раза на месяц мы болеем, — рассказывает жена заключенного.

Плесень в их квартире заметна и сейчас. В трехкомнатную, вспоминает Майя, они переехали 15 лет назад, а до этого жили в том же доме, но в однокомнатной, которую купили когда-то за 3 800 долларов. При обмене на большую квартиру супругам пришлось доплатить 10 тысяч долларов, взятые в кредит под 14%.

— Ничем мы от государства не воспользовались, на очередях мы не стоим, и детей я родила для себя, то есть не для какой там выгоды, чтобы получить квартиру. Я награждена Орденом Матери в 2019 году, у нас нормальная семья, — говорит Майя. — Я хотела, может, стать на очередь. Муж говорил, что не хочет: что есть, то есть. Обычно, нормально жили. Мы не нуждались как бы ни в чем, но богатеями тоже [себя] не считаем. Мы жили ради детей.

Рассрочку за телефон Дядюшко осталось выплачивать еще полгода, кредит — полтора. На коммуналку, по подсчетам Майи, уходит около 250 рублей в месяц.

— Дети остались вообще без средств к существованию, вообще просто, ну, понимаете? — вздыхает она. — Муж получал около тысячи, я получала детские. Сразу смотрели по времени, какой кредит подходит платить. Ну, коммуналка. Где-то рублей в 700 улаживались, на остальные жили. Ну, как бы хватало. Там где-то тоже он бройлеров держал летом, со своего огорода [овощи], картошка своя, так, чтоб это.

Выборы и проблемы

В прихожей квартиры Дядюшко прямо на куртках лежит бело-красно-белый флаг, рингтон на телефоне Майи — «Перемен» Цоя («раньше стояли "Муры"», уточняет она), на кухне на белой батарее повязана красная ленточка. По словам матери, это придумала семилетняя София.

Майя признает, что раньше, до выборов, семья была аполитичной — «особо ни во что не вникали, жили, как и все». Потом Дядюшко «задело, когда начали смотреть все эти стримы Тихановского».

Иллюстрация: Полина Коврига / Медиазона

— С того момента мы начали вникать во все это. А муж так вообще. Мы так вот сразу поменяли все полностью свою точку зрения, — вспоминает Майя. — Когда собирали подписи за Тихановскую, я такая счастливая была, думала, «господи, как мне повезло, что пойду сейчас поставлю подпись за Тихановскую».

Вместе с мужем они «постоянно ездили на мирные митинги», «ходили маршем». Были супруги и на митинге Тихановской в Волковыске 1 августа.

— Если честно, что так закончится, никто не ожидал, но, по крайней мере, он не боялся, — говорит Майя. — Я помню этот разговор, когда мы ехали на встречу, когда Тихановская приезжала. Я ему говорила, чтоб, может, в машине посидел. Он сказал, что нет, что пойдет. Он знал прекрасно, чем это может закончится. Уверена, что он ни о чем не жалеет.

Елизавета с комбикормового завода говорит: на предприятии многие знали, что директор ездит на митинги. Но это, считает работница, «ихнее семейное дело», а «на работе он вел себя нормально, как адекватный руководитель».

— Я думаю, он просто неугоден. Они, может, боялись его, что он где-то, ну, как бы, — делится своими догадками Майя.

Весной во время сбора подписей за выдвижение кандидатов Дядюшко отказался подписываться за Лукашенко сам и не стал агитировать за действующего президента подчиненных, утверждает жена заключенного. По ее воспоминаниям, включиться в предвыборную кампанию мужа уговаривала председатель Росского сельсовета Алла Зарихта, «которая проводила все эти митинги, автопробеги за Лукашенко». Дядюшко, говорит Майя, ответил, что не против, чтобы сборщик подписей стоял на заводской проходной, но чтоб «каждый добровольно — кто захочет, тот распишется».

— Он приехал на обед, говорит: «Знаешь, сколько подписей у меня сегодня собрали? Ни одной», — вспоминает Майя. — Зарихта его вечером встретила и сказала, что [он] и не заставлял никого, и сам не расписался. Он сказал, что людей принуждать не будет, но пускай [сборщик] приедет, еще попытает счастья. И уже пошла коса на камень. Она ему сказала: «Хочешь нажить проблемы, ты их себе уже нажил».

Майя говорит, что сборщик действительно приехал на следующий день, но ушел снова ни с чем.

— И как я понимаю, эти списки, наверное, Зарихта подавала в райисполком. После этого она перестала с ним вообще здороваться, — рассказывает жена Дядюшко.

Елизавета подтверждает: директор завода говорил на планерке, что на предприятие должен прийти человек, который будет собирать подписи за Лукашенко, но сам никого подписываться не заставлял и не отговаривал.

— В таких маневрах не, это не про него. На работе он как бы никаких, пропаганды даже близко не было, — говорит работница.

По словам Майи, перед президентскими выборами местных депутатов собирали в райисполкоме и «заставляли записываться в наблюдатели, чтобы не было мест для независимых». Муж в результате, вспоминает она, наблюдал сразу на двух участках, успевая перемещаться с одного на второй.

— Сколько раз он ходил, говорил председателю комиссии, что протоколы должны быть правдивые, — сетует Майя. — У них должны были брать машину с работы, каждый год брали отвозить урны в Волковыск. И он пошел уточнить, почему [в этот раз] машину не брали. Мало того, что они не отвозили урны, их даже вообще никто не вскрывал. Вот и все. Муж видел эти урны. А председатель комиссии Прокопчик сказала, что протоколы будут такие, как им сказали в райисполкоме. Потому что, сказала, им здесь жить и работать.

В начале сентября, за несколько недель до задержания Дядюшко, рассказывает его жена, на заводе комбикормов ввели должность замдиректора. Ей это сразу показалось странным; Майя спросила мужа, не думает ли он, что это как-то связано с выборами и последовавшим за ними политическим кризисом. Дядюшко, по ее словам, ответил: заместитель гендиректора Скидельского агрокомбината, в состав которого входит завод, сказал ему, что «так надо». «Как в таковой в этой должности никто не нуждался», — считает женщина.

— Не вижу связи. Это, наверное, пустые эмоции, — не согласна с ней Елизавета. — Возможно, дело в том, что у нас строится еще один цех. Есть еще один участок, который могут объединить с нашим и сделать филиал. Так понимаю, что в штате уже есть [должность замдиректора]. И у теперешнего директора тоже есть зам.

Арест и суд

С 2003 года Росский комбикормовый завод — часть Скидельского агрокомбината. Дядюшко, по воспоминаниям жены, начал работать там механиком в 2005 году, потом стал инженером, позже — главным инженером, и в итоге вырос до директора.

Утром 24 сентября 2020 года его задержали в рабочем кабинете. Об этом Майя узнала от коллеги Дядюшко, которая зашла к ней домой. Жена заключенного вспоминает, что сразу позвонила своему брату Сергею, который живет в Скиделе, и вместе с ним поехала на завод. На проходной сторож сказал, что директор был утром в своем кабинете. Через какое-то время, продолжал сторож, к нему подошел человек в штатском и спросил, как попасть «в контору», сказав, что входная дверь офиса закрыта.

— А сторож: «Как закрыта? У нас такого никогда не было, что контора закрыта», — продолжает рассказ Майя. — А там, видимо, кто-то зашел уже перед ним, и закрыли дверь снизу. Сторож сказал, что может через территорию завести. Повел через территорию, зашли в контору, а тот говорит: «Пойдемте, будете понятым». А там, говорит сторож, смотрю, менты эти деньги в руках держат.

Майя вспоминает: в милиции ее заверили, что ничего не знают о задержании мужа. Тогда она позвонила знакомой из Лиды, чей муж, по словам Майи, работает в силовых структурах; тот выяснил, что Дядюшко находится в ИВС в Гродно. Вечером это подтвердили следователь и дежурный адвокат, который попросил привезти задержанному вещи.

В ИВС, говорит Майя, принимать передачу отказались и утверждали, что ее мужа там нет. Она с братом около часа простояла на улице, а потом попыталась сделать передачу еще раз.

— В конечном итоге стоит какой-то мужчина и говорит: «Почему говорите, что у вас здесь нету, если он здесь? Я к нему иду». Это оказался следователь Малевич, он шел к мужу и слышал весь этот разговор, — говорит Майя. — И потом он сказал звонить начальнику, мы звонили начальнику по внутреннему телефону, чтобы передачу эту взяли. Но у нас в тот день не взяли, а потом, [когда] на следующий день брат поехал, то уже удалось передать.

Позже, когда дело Дядюшко уже рассматривалось в суде, на одном из заседаний включили видео, снятое в кабинете мужа, говорит Майя. По ее словам, эту съемку видели только судья, прокурор и адвокат — ни подсудимому, ни другим участникам процесса ее не показали. Со слов защитника женщина утверждает, что на записи видно: примерно в 10:20 в кабинет мужа приходит учредитель компании «Зерновые традиции» Артем Елезаренко из Осиповичей. Мужчины поздоровались, а потом Елезаренко положил на стол перед Дядюшко какой-то файл.

— Муж не дотрагивается до файла, — уверяет Майя. — В файле снизу лежал лист A4 чистый, сверху лежала какая-то товарно-транспортная накладная, не относящаяся вообще даже к заводу. Ну, то есть лишь бы положить какие-то бумаги, чтобы закрыть этот конверт. А посередине был конверт.

За этим, по словам Майи, последовал «разговор о здоровье», который занял около двух минут, после чего в кабинет мужа с криком: «Руки на стол!» ворвались силовики; на этом съемка оборывается.

По версии обвинения, всего с марта по сентябрь 2020 года Дядюшко получил от Елезаренко 20 100 рублей. Несколько раз Елезаренко передавал директору по четыре тысячи рублей, один раз 800 рублей, а в день задержания принес в конверте 3 300 рублей.

Деньги, как утверждало следствие, были вознаграждением за сотрудничество двух организаций — производство и своевременную отгрузку комбикормов.

Как пишет TUT.by, Елезаренко в суде утверждал: он действительно привозил деньги Дядюшко после того, как тот однажды намекнул, что «надо делиться». Согласно его показаниям, директор завода никогда не называл конкретных сумм, не вымогал взятку напрямую и не открывал при нем файл с бумагами и конвертом — но и не возвращал деньги.

— Понимаете, ложил, не говорил, что принес, но «он мне не возвращал», — удивляется показаниям Елезаренко Майя. — Спрашивали у него [на суде], улучшилось ли у него что-то после того, как начал платить деньги. «Нет, ничего не улучшилось, все как было, так и осталось».

Елизавета говорит, что не понимает, за что на Росском заводе можно давать или требовать взятку — «настолько все вот прозрачно». Коллектив, объясняет она, небольшой: около 50 человек. Своей юридической службы у завода нет, поэтому, по словам Елизаветы, все договора заключаются на головном предприятии — в Скидельском агрокомбинате.

— У нас, в общем-то, как-то так жестковато, мы сначала обеспечиваем свои филиалы, которые агрокомбинат закрепил за нами, потом потребность района и, если план выполняется в полном объеме, если кто-то [еще] имеет договор с агрокомбинатом на покупку комбикорма, мы можем ему изготовить. Им рассчитывают цену — если устраивает, то мы изготавливаем, они приезжают и забирают. Все это делается по предоплате. Если оплаты нет, то мы даже не запускаем под загрузку, — объясняет работница.

Иллюстрация: Полина Коврига / Медиазона

Елезаренко и Полуйчик

С Елезаренко, вспоминает Майя, они встретилась в фойе суда — учредитель «Зерновых традицией» ждал, когда его вызовут как свидетеля. Жена Дядюшко утверждает: тот признался, что его заставили давать показания против Дядюшко, и попросил не держать на него зла.

— Я говорю, вы нормальный вообще человек? Вы понимаете, что посадили невиновного человека? Понимаете, что осиротили шестерых детей? — пересказывает разговор в суде Майя. — Говорю, вы зайдите и скажите правду. А он говорит: «Мне моя адвокат сказала, если я скажу не то, что в следствии, прямо здесь оденут браслеты и отсюда увезут».

«Медиазону» Елезаренко заверил, что его никто не принуждал давать показания против бывшего директора комбикормового завода и еще раз повторил, что передавал Дядюшко взятки «за отгрузку комбикорма».

— Договор [с головным предприятием в Скиделе] был. Цена была самая низкая по сравнению со всеми. Без оплаты иногда корм уезжал, — объяснил Елезаренко выгоду от неформального сотрудничества с Дядюшко.

Майя утверждает, что через какое-то время после суда Елезаренко написал ей в вайбере — утверждал, что хочет помочь мужу, объяснил, что ему «принесли бумагу с суммами, датами, заставили написать», и пообещал подключить к делу своего адвоката, который, впрочем, был на тот момент в Москве.

— Весь этот бред он мне пишет, — вспоминает Майя. — Говорю: «Вы понимаете, что вы его посадили в тюрьму? Как мне сейчас жить? Как мне с детьми… Вы понимаете, что вы наделали?». Он: «Да вот, да мы можем вам помочь, может, что-то надо, какая-то помощь, пишите». От вас, говорю, точно никакая помощь не надо. Вы уже, говорю, чем могли, уже все сделали.

Елезаренко подтвердил «Медиазоне», что действительно писал Майе. Он настаивает, что супруги Дядюшко не держат на него зла — после суда они «начали нормально общаться», он помогает семье заключенного и хочет сам узнать, «кто его подставил».

— Все показания я давал после Георгия Николаевича, некоторые суммы даже не называл. Мне потом принесли бумагу и сказали, что Дядюшко сказал, что первый раз мы встречались на заправке и я ему передал 800 рублей. Я встречался, но сумму не помню. Все показания я давал после него, — говорит Елезаренко.

На вопрос о том, что он называет словом «подставил», Елезаренко отвечает: «Ну, понятно же, что это чьих-то рук дело».

— Не просто так же начали нас прослушивать, — уверен он. — Может, Николаич кому-то дорогу перешел.

Майя Дядюшко утверждает, что сохранила скриншоты своей переписки с Елезаренко, но на момент публикации так и не переслала их корреспонденту «Медиазоны».

По словам жены заключенного, во время следствия в октябре на допрос вызывали предпринимательницу из деревни Студенец Татьяну Полуйчик, которая занимается продажей комбикормов и закупает их, в том числе, на заводе в Росси.

— Искали, как адвокат нам сказал, кто покупает комбикорма в больших количествах. В больших количествах брал Елезаренко, и она берет тоже в больших, — говорит Майя.

По ее словам, следователь предлагал Полуйчик дать показания против мужа, рассказав, что тот якобы получал от предпринимательницы взятки.

— Она отказалась, сказала, что человека знает как честного, порядочного, — утверждает Майя. — Они сказали ей: «Или же ты даешь на него показания, или налоговая не даст работать». Она сказала, что могут чем хотят угрожать, но на человека лжесвидетельствовать и давать какие-то показания не будет.

Поговорить с Татьяной Полуйчик «Медиазоне» не удалось — по словам ее мужа, она дала подписку о неразглашении.

— Я ему, конечно, говорила, что «не надо тебе это, Жора», — вспоминает директора Елизавета. — Он говорил, что хочет, чтобы его дети хорошо жили. Я говорю, что тоже хочу, вопросов нету, но пойми, что мы просто, ну… ну, мы… Естественно, что руководитель… Ну, не надо было ему, наверное, это делать. В связи с последними событиями. Политикой должны заниматься те, кто занимается политикой.

Исправлено. Мы удалили ссылку на сообщение TUT.by, поскольку издание и его соцсети власти Беларуси признали «экстремистскими» — и за гиперссылки на них предусмотрена административная ответственность.