«На суде мы просили, чтобы нас не выдворяли». Российские силовики против беларуской диаспоры

«На вас уже есть уголовное дело. Хотите, мы его запускаем?»

Из родного Гродно Руслан Хазин уехал в 1987 году еще в Ленинград — поступать в ЛЭТИ. В 1993-м он получил диплом, вернулся в Беларусь и следующие 20 лет работал на предприятии «Гродно Азот».

Летом 2012 гродненец вернулся в Петербург «по личным мотивам», о которых не хочет распространяться, и устроился в компанию «Севкабель». Фирма выиграла тендер на монтаж электрооборудования военного госпиталя в Анапе; беларус прожил там около года. Госпиталь, вспоминает он, строился под патронажем тогдашнего министра обороны России Анатолия Сердюкова.

— Потом был скандал коррупционный в министерстве обороны, Сердюкова сняли, естественно, сократилось финансирование. С нами разорвали контракт, — рассказывает Хазин.

Гродненца пригласила на работу другая электромонтажная организация — «Электросоюзмонтаж», там он руководил несколькими проектами, в том числе на пивзаводах «Балтика» и Heineken в Петербурге и на одном из предприятий «Норникеля» в Мурманске.

— Да, командировки такие длительные и дальние, но командировочные, плюс другой оклад, то есть очень неплохо получается. Если сравнивать с беларускими зарплатами, то это космос. Я где-то обмолвился, сколько мне платили, у народа глаза на лоб лезли, — говорит энергетик.

Вернувшись из Мурманска, Хазин решил получить в России вид на жительство — с этим документом можно легально перемещаться между двумя странами во время коронавирусных ограничений. В конце октября 2020-го он подал заявление на ВНЖ в миграционную службу, в конце января 2021-го с сайта ведомства ему пришло уведомление, что заявка одобрена. 4 февраля Хазин приехал в миграционный центр, отстоял очередь, но вид на жительство ему так и не дали — попросили подождать еще две недели.

20 числа к нему на работу — на строительство офисного комплекса «Лахта-Центр» — пришли люди в штатском, которые представились сотрудниками уголовного розыска. Они сказали, что на беларуса возбуждено уголовное дело, и посоветовали ему собирать вещи и уезжать из страны. «Либо мы тебя сами увезем», — пригрозили российские силовики.

— Ну, два часа мы сидели беседовали с ними, начиная от «давайте договоримся» до «если в течение двух недель не уеду, то вывезут в Беларусь». Мне сказали: «На вас уже есть уголовное дело. Хотите, мы его запускаем? Думайте сами», — пересказывает разговор с оперативниками Хазин. — После этого они звонили с неизвестного номера: «Как ваши дела продвигаются с увольнением, покупкой билетов? На какой день, на какой рейс вы купили билеты?» — Сказал, что через две недели [уеду]. — «У вас нет двух недель, вы должны сейчас уехать».

Гродненец попытался объяснить: он ждет, когда работодатель выплатит ему деньги, раньше уехать не может.

— В четверг [25 февраля] приезжаю на объект, и у меня везде красный крестик загорается от магнитного пропуска, — вспоминает он. — Поехал в офис, там уже все все знают. Говорят: «Нам позвонили из правоохранительных органов, как бы надо тебя уволить». Говорю: «Ну, понятно». Я в принципе морально, физически, по-всякому был готов.

Хазин написал заявление на увольнение, утром 27 февраля сел на автобус и уехал в Киев, а оттуда — в Польшу.

Он — не единственный представитель беларуской диаспоры, который после президентских выборов на родине был вынужден бежать из России по политическим мотивам.

Рождение землячества

Понятия «беларуское землячество» в России, рассказывают представители диаспоры, не существовало до 9 августа 2020 года. В этот день в Москве и Петербурге у отделений посольства Беларуси выстроились огромные очереди избирателей. В Москве, по данным «Известий», около тысячи человек не успели проголосовать до закрытия участка, в Петербурге, как подсчитала «Фонтанка» — около двух тысяч.

— Приехал к посольству в Петербурге около 12:00. Когда пришел, глаза округлились, потому что была огромнейшая очередь. Такой подъем был. В посольстве было сделано все для того, чтобы прошло проголосовать минимальное количество людей, — говорит Хазин.

Гродненец простоял у посольства восемь часов, но так и не смог проголосовать. Люди в очереди, вспоминает он, перезнакомились, тут же создали чат «Беларусы Петербурга», а после закрытия участка разбрелись по кафе, «чтобы следить за тем, что происходило в Беларуси ночью после объявления итогов голосования».

— И часов до трех, наверное, сидели в кафе. И в телеграме пошли вот эти все кадры, когда возле участков людей начинали хватать, то, что началось на улицах, на площадях, в Минске, в других городах. Были в таком не то что шоке… Но реально и даже какой-то шок, наверное, испытали от того, что начались такие действия в Беларуси, — описывает он атмосферу первой ночи после выборов.

На следующий день, 10 августа, Хазин приехал к посольству снова. С тех пор беларусы каждый день собирались у диппредставительства в Петербурге.

Хазин вспоминает, как, вернувшись из очередной командировки, узнал, что среди выходивших к посольству земляков стихийно образовалась группа активистов. Гродненец к ней присоединился.

— Дальше все поехало, как снежный ком, — говорит он. — Появились беженцы, те, кто уходил от репрессий, от преследования. Потом появились люди, которые скрывались по уголовным статьям, которые [им] вменяли в Беларуси. С ними надо было что-то делать, как-то помогать, из России даже и вывозить куда-то. И таких людей, к сожалению, было все больше, больше и больше.

Одновременно в Беларуси «пошла волна забастовок», вспоминает Хазин, и он, зная «в принципе и все руководство» «Гродно Азота», записал несколько видеообращений в поддержку стачки.

Бчб на Исаакии

На очередной акции у отделения посольства Хазин познакомился с уроженцем Полоцка Владимиром Драгуном, который, как и гродненец, учился в Петербурге, а, закончив вуз в 2009 году, остался жить и работать в России.

Как и Хазин, 9 августа он простоял у посольства весь день, но все-таки смог проголосовать.

— Я голосовал [на президентских выборах] в 2006-м, 2010-м, 2015 году, там всегда было четыре кабинки. В этом году была одна, — рассказывает Драгун.

Вместе с Хазиным они несколько раз выходили на акцию протеста у посольства Беларуси в Петербурге, а 8 ноября, вспоминает Хазин, взяв с собой бело-красно-белый флаг, пошли гулять по центру города. Дойдя до Исаакиевского собора, Драгун предложил товарищу подняться на колоннаду и вывесить флаг там.

— Хазин сказал: «А чего мы на Исаакий-то полезем?» — вспоминает Драгун. — [Сказал ему, что это] связь времен: мол, царизм убивал беларусов в XIX веке, а лукашизм убивает беларусов в XXI веке. Все знают, что строили собор 1842 года великие архитекторы Огюст Монферран и Винченцо Бренна. Но мало кто знает, что при закладке свай использовался труд крепостных из Витебской и Гродненской губерний. И сколько их там десятков, сотен, возможно, закопано.

Через два дня полиция приехала к Драгуну на работу, на него составили протокол за участие в несанкционированном митинге.

О задержании Драгун рассказал по телефону Хазину, тот решил: раз товарища «в заложники полиция взяла, сам приеду в отделение». Российские силовики попросили беларусов «все тихо и мирно делать, не созывать СМИ», а взамен пообещали, что полиция «максимально удобные условия обеспечивает».

11 ноября Октябрьский районный суд Петербурга оштрафовал обоих активистов на 10 тысяч рублей.

23 марта Драгуна задержали во второй раз — встретили у парадной и отвезли в Василеостровское РУВД. Протокол составили за организацию несанкционированной акции, которая прошла за два месяца до этого, 24 января. Как утверждает Драгун, в этой акции он не участвовал.

В протоколе речь шла о видео, которое представители беларуской диаспоры в Петербурге записали на фоне бчб-флагов, спев песню «Падводная лодка» группы N.R.M. В конце видео звучали слова в поддержку арестованных Игоря Лосика и Алексея Навального. Эта запись и стала поводом для ареста активистов.

Некто Ковалев Александр Геннадьевич, зарегистрированный в деревне Бигосово Витебской области, написал в УМВД по Петербургу заявление с просьбой «дать правовую оценку публичному мероприятию под оккупационной бело-красно-белой символикой». Заявление попало в работу Центра по противодействию экстремизму (Центра «Э»), оперативники которого установили восьмерых участников «публичного мероприятия»; на пятерых из них составили протоколы. Помимо Драгуна, который утверждает, что его на видео не было — на суде он предлагал проверить свои показания на полиграфе — административной ответственности привлекли беларусов Юлию и Павла Штанько, Егора Мякинникова и Жанну Галееву. Юлия Штанько получила семь суток, Павел Штанько — пять суток, Жанна Галеева — пять суток, Егор Мякинников — двое суток.

Драгун получил девять суток и объявил голодовку.

— На эмоциях, — объясняет он. — А потом у тебя уже нету вариантов, это уже не в моем характере заднюю давать. Восемь суток оставшихся воду пил. Столько воды нанесли, я столько в жизни только в магазине видел. Потом раздавал баландерам по хатам.

Драгун стал гражданином России еще в 2010 году, поэтому выдворение ему не грозит.

— Максимум — могут закрыть, — говорит он.

У супругов Штанько российского гражданства нет, и в их случае ситуация развивалась по-другому.

Выдворение, которого не было

Как вспоминает Павел Штанько, его выпустили 28 марта, но на выходе из спецприемника задержали снова, оформив протокол о нарушении правил пребывания иностранца в России; за это правонарушение КоАП предусматривает, в том числе, выдворение из страны. С женой Штанько Юлией то же самое произошло двумя днями позже — 30 марта.

— Мы очень боялись с Пашей того, что нас разделили, — говорит Юлия. — Очень переживали друг за друга, потому что думали, что нас намеренно разделили, и я пока еще буду сидеть, Пашу уже осудят и выдворят. А я потом вообще не знаю, что буду делать. Вообще, мы думали, что больше не увидимся.

Юлия Штанько говорит, что опасалась: в случае выдворения на границе их бы встречал «автозак, который повезет в беларуские суды, беларуское СИЗО».

— На суде мы просто просили, чтобы нас не выдворяли, — вспоминает она. — Да, мы соглашались с протоколом, что нарушили условия пребывания, но просим не выдворять нас в Беларусь принудительно. А если хотят сделать выдворение, то добровольное, чтобы мы могли уехать, куда хотим.

Дзержинский районный суд дал обоим супругам штраф в 5 тысяч российских рублей. Вскоре Штанько уехали из России в Польшу.

— Судья мне сказала, что, понимаете, это вам подарок судьбы, больше такого подарка вам не будет, и вам нужно им воспользоваться, — вспоминает Юлия.

По мнению руководителя правовых программ Московской Хельсинкской группы Романа Киселева, задержания беларусов из-за видео были «скоординированной акцией Центра по борьбе с экстремизмом».

— Как нам передали адвокаты, судья сказала сотруднику [МВД], который приходил на все эти заседания, что такой лафы больше не будет. Что это значит, непонятно, — говорит правозащитник. — Не очень понятна природа этого взаимодействия, потому что в России мы вроде понимаем, как это все работает. А тут такая несыгранность органов. [Может,] кто-то решил знакомым в Беларуси помочь и выдворить неугодных. Если бы это была команда сверху, наверное бы они договорились с судами.

Киселев говорит, что помимо Хазина, правозащитники знают как минимум о еще одной гражданке Беларуси, которой в России отказали в виде на жительство по политическим мотивам. Сейчас она уже уехала в третью страну.

Тихари в Москве

Лана Саванович родилась в Несвиже, окончила в Минске МГЛУ и на два года уехала в Магадан, а потом вернулась в Беларусь «делать собственный бизнес».

— Когда я столкнулась с беларуской реальностью, я поняла, что надо быть просто сумасшедшим, чтобы это делать, потому что даже тогда уже ограничения, например, в розничной торговле в сравнении с Россией были какие-то бесконечные. Налоговая нагрузка была в три раза выше со старта, — рассуждает она.

Саванович ликвидировала первый бизнес и решила открыть фирму, предлагающую помощь в обучении за рубежом.

— Список документов, которые нужно было предоставить по каждому человеку, выезжающему за рубеж, равнялся папке… Не всякое личное дело перед выходом на пенсию так выглядит! — рассказывает она. — Я поняла, что это все, это как бы тупик.

Тогда Саванович уехала к Китай и прожила там 15 лет, раз в год или два года приезжая в Беларусь.

— И когда возвращаешься и на это вот все смотришь, понимаешь, что вообще нет никакого прогресса, — делится она своими наблюдениями. — В Китае это такой бесконечный драйв, [понимаешь,] что могут люди сделать, когда не мешают. А беларусы и китайцы, я считаю, очень похожи: очень трудолюбивые и предприимчивые.

В декабре 2019-го Саванович приехала в Москву и осталась там на год. К лету, когда в Беларуси началась предвыборная кампания, вспоминает Лана, у нее «родилась надежда, что что-то может измениться и что-то может измениться легально». Предпринимательница говорит, что если бы не закрытые из-за пандемии границы, она бы, «конечно, уехала в Беларусь» и пошла волонтером в штаб Виктора Бабарико. Но пересечь границу легально тогда было невозможно, а нелегально, «конечно, ничего не хотелось делать».

— Вдруг в Москве беларусы начали находить друг друга, мы начали общаться на эти темы. Помню, в лесу каком-то собирались. Нас было человек 40. Это была одна из первых встреч беларусов в Москве. Потом мы собирались на ВДНХ в июле — нас уже тогда гоняли какие-то российские тихари, — вспоминает она.

К 9 августа, говорит Саванович, в среде московской диаспоры уже сформировалось ядро активисткого движения: на избирательном участке в посольстве были наблюдатели, волонтеры организовали экзит-пол. Как и в Петербурге, в Москве многие беларусы не смогли проголосовать, отстояв очередь, и с 10 августа начали собираться перед посольством ежедневно.

— Я, наверное, не все могу рассказать просто в целях конспирации, но нашим ребятам в Москве мы очень много помогали, — говорит Саванович. — И в какой-то момент мои функции стали в какой-то степени правозащитными, потому что понимаешь весь ужасный ужас, который происходит — и эти бегущие люди, и истории, которые люди рассказывают, и то, насколько это все там страшно, и что люди пережили… Ну, вот я до сих пор помню мужчину, который самый первый приехал в августе. Это взрослый мужчина, и он боялся выйти из гостиницы на улицу. Его просто потряхивало, он говорил: «Я не могу, я не могу». И дальше целый пошел поток.

Акции беларусов у посольства, говорит Саванович, несколько раз разгоняла московская полиция, на активистов составляли протоколы о нарушении санитарно-эпидемиологических норм, но ни один протокол, по ее сведениям, до суда так и не дошел.

— С питерцами, конечно, очень жестят. С нами как-то так: просят не приходить — не приходим, — объясняет Саванович. — Я вижу, какие непропорциональные усилия тратит российское государство на то, чтобы это все задавить, затоптать и сделать так, чтобы у людей была отбита охота этим заниматься. Беларусы вдруг себя почувствовали отдельной нацией, даже в России, и что мы что-то можем поменять — по крайней мере на уровне просто жизни человека, который рядом с тобой, жизни такого же беларуса.

С декабря 2020 года, когда в Петербурге и Москве начались задержания беларусов, петербургская и московская диаспоры совместно с правозащитниками из Московской Хельсинкской группы создали рабочую группу по экстрадиции; волонтеры помогают искать для них адвокатов, собирать передачи.

В январе, вспоминает сама Саванович, с ней связался незнакомый юрист из беларуской диаспоры, который предупредил, что ее телефон прослушивается, а переписка — проверятется «по ключевым словам». Активистка ему не поверила.

— Где я, а где прослушка? Мне казалось, что разные миры. Представляете, какая я была наивная, — констатирует Саванович. — Я просто не поверила, посмеялась, подумала, какой интересный мужчина. Эти теории заговора, это все… Надо слушать людей.

Но после интервью «Новой газете» то же самое Саванович сказал ее знакомый, мнению которого она доверяла.

— Он сказал: «Ты что, думаешь, тебе долго мешок на голову надеть и увезти в Беларусь?» — вспоминает она. — «Ты охренела. Как можно было в принципе разрешить это интервью, как можно было засветить лицо. Ты вообще понимаешь, что ты сделала?».

После этого разговора Саванович заключила договор с адвокатом и открыла польскую гуманитарную визу.

4 февраля активистка пришла получать вид на жительство в России, о котором ходатайствовала еще в сентябре, но так его и не получила.

— Девушка смотрит на тебя из-за окошка с расширенными от ужаса глазами и говорит: «Вам отказ. По линии ФСБ», — рассказывает Саванович. — Где ФСБ и где я? Где я и где ФСБ? Ну вот как?

В ответе из миграционной службы, который активистка получила только в апреле, указано, что «вопрос о выдаче вида на жительство в Российской Федерации не согласован ФСБ». Документ, по словам Саванович, датирован еще 23 октября.

— Такие истории максимально проблемные, — объясняет Киселев из МХГ. — Эту тему невозможно обжаловать, потому что суды не рассматривают обоснованность решений ФСБ по вопросам национальной безопасности. Если ФСБ сказала, то все, ничего не сделаешь. ФСБ формулирует то, что является угрозой национальной безопасности.

13 февраля Саванович уехала в Варшаву, в Варшаве сейчас находится и Хазин.

— Пока на волонтерских началах продолжаю заниматься тем, чем занимался в Петербурге. В том числе и инициативной группой по экстрадиции, — говорит он.