Рабочие предприятия «Гродно Азот» во время забастовки. Фото: Виктор Драчев / ТАСС
После президентских выборов 2020 года по беларуским предприятиям прокатились две волны забастовок: через несколько дней после объявления итогов голосования в середине августа — и осенью, когда политик Светлана Тихановская призвала к общенациональной стачке. «Медиазона» поговорила с участниками этих событий и узнала, как сложилась судьба у активистов захлебнувшегося рабочего движения.
35-летний солигорчанин Алексей Карлюк с 2006 года работал электрослесарем на «Беларуськалии». 9 августа он сходил проголосовать и к десяти вечера поехал в шахту на ночную смену. Интернета там, по его словам, не было, поэтому коллеги шутили: «Когда выйдем, будем жить уже в другой стране».
В семь утра смена кончилась, и Карлюк прочитал новости.
— И было как-то совсем не радужно. Сложно поверить в те проценты, которые там были, — говорит он. — Любой здравомыслящий человек, все люди понимали, что это неправильно: эти избиения, что так происходит в стране.
Накануне вечером ЦИК объявил, что за Александра Лукашенко проголосовали 80,1% избирателей. В ночь на 10 августа силовики жестко разгоняли акции протеста, используя резиновые пули и светошумовые гранаты. На следующий день МВД сообщило о трех тысячах задержанных по всей стране, больше всего их было в Минске — более двух тысяч.
Карлюк рассказывает, что до прошлого года он «не особо вникал в подробности» беларуской политики — за новостями стал следить, когда по всей стране начали собирать подписи за выдвижение кандидатов в президенты.
— У нас же все стабильно было до лета 2020 года. Как оказалось, в Беларуси помимо действующего лидера начали появляться лидеры, которые могли баллотироваться в президенты, — объясняет он.
Когда задержали Сергея Тихановского и Виктора Бабарико, Карлюк «начал задаваться более глубокими вопросами, интересоваться, что происходит вообще в стране».
— Задевали те же задержания, которые… Ну, как бы устранение конкурентов. И те же выступления Светланы Георгиевны [Тихановской], которые отменялись очень резко и по непонятным причинам. Это было очень так… Не нравилось, скажем, — говорит он.
Следующая смена на шахте выпала в ночь с 10 на 11 августа. К этому моменту задержания начались и в Солигорске, вспоминает Карлюк.
— Ну как задержания… Облавы сотрудников. Как раз девушка, которой лет 25, наверное, работает [на «Беларуськалии»], выдает лампы. Просто зашла в кафе перед сменой попить кофе. Как раз в этот момент приехала облава. Она как раз успела убежать и приехала на смену. Показывала синюю ногу, — вспоминает слесарь.
Идея стачки, говорит Карлюк, и зародилась из-за «облав по городу». 14 августа жители Солигорска собрались возле главного здания «Беларуськалия» на встречу с генеральным директором. В тот день, вспоминает электрослесарь, впервые выступил механик Анатолий Бокун, который позже стал сопредседателем образовавшегося на предприятии стачечного комитета. Он зачитал требования: прекратить террор против протестующих, вывести из города ОМОН, привлечь к ответственности чиновников и силовиков, превысивших свои полномочия, признать официальные результаты голосования недействительными, освободить всех политических заключенных, провести новые выборы.
Как рассказывает Карлюк, гендиректор Иван Головатый ответил собравшимся, что не может принять их требования, потому что увольнять президента не в его компетенции. На ближайших выходных — 15 и 16 августа — последовали встречи бригадиров, на которых решалось, как организовывать забастовку.
В понедельник, 17 августа, директорам рудоуправлений сообщили, что работники готовы бастовать. В тот же день на «Беларуськалии» стали создавать стачечные комитеты.
— Решался вопрос, как безопасно прекращать работу, потому что специфика предприятия не подразумевала того, что можно резко прийти и выключить рубильник и все остановится. Нужно было время для безопасного прекращения работы, — вспоминает Карлюк.
По данным самого предприятия, 17 августа к работе не приступили 120 сотрудников, 18 августа — 671 работник.
Карлюк говорит, что эта цифра близка к истине. Администрация, по его словам, бастовавшим сотрудникам не угрожала, но «давление оказывала».
— Говорили, что если хотим бастовать, то должны отработать смену и идти на площадь высказывать свои мнения, «но предприятие не останавливайте, не нужно мешать рабочий процесс и общественную жизнь», — вспоминает аргументы руководства Карлюк.
Такая забастовка продлилась два дня. Производство калийных удобрений остановилось, несколько цехов и шахт перестали работать. По словам электрослесаря, в шахты рабочие спускались только для консервации оборудования, «чтобы впоследствии было легче запустить предприятие».
Карлюк говорит, что во время стачки гендиректор «Беларуськалия» встречался с руководителями добычных бригад и начальниками участков — обещал, что если работа возобновится, то санкций не будет, зарплату все получат вовремя. В ночь с 18-го на 19 августа люди начали возвращаться.
— Из тех же 670 человек большая часть уже вышла на работу. Поэтому сложно сказать, что забастовка состоялась, — считает Карлюк. — После этого остался костяк во главе с Анатолием Бокуном. Остальные пошли просто на работу: «Вы же понимаете, у меня семья, кредиты». Поэтому из тех людей, подписавшихся за забастовку, оставалось, наверное, в стачечном комитете 20 человек.
Карлюк говорит, что рабочие продолжали присоединяться к движению и после этого, но не массово — приходили по одному человеку. Но после 25 октября, когда политик Светлана Тихановская объявила о начале общенациональной забастовки, «стачка начала расти».
— Я бы назвал это второй волной. С 25 октября до декабря стачка выросла до 100 человек, наверное. Условно, 60 человек присоединились к стачке за полтора месяца, — подсчитал он.
Сам Карлюк присоединился к стачке вместе с другом 2 ноября.
— Я просто понимал, что по-другому уже нельзя. Если сейчас не пойти, не продолжить добиваться своих прав, то впоследствии нас просто лишат любого права. Примут определенные законы, декреты, указы. Нужно идти и делать, доказывать свою правоту, отстаивать свое мнение, — объясняет он.
Электрослесарь ушел в отпуск и 13 ноября поехал с другими стачкомовцами в город Коссово на экскурсию, организованную стачкомом. Около 40 человек тогда задержали, Карлюка вместе с другими задержанными до полуночи держали в ИВС города Ивацевичи, а после перевезли в изолятор в Барановичах. Барановичский суд назначил ему штраф в 10 базовых величин по статье об участии в массовом мероприятии.
Электрослесаря уволили сразу после отпуска, 18 ноября. По его подсчетам, с августа 2020 года по политическим мотивам «Беларуськалий» уволил 120-130 человек.
После увольнения Карлюк остался в Беларуси и теперь осваивает новую профессию.
— Уйти в стачку, чтобы потом устраиваться на опять государственную работу… Это, считаю, не очень правильно, — уверен он. — Пока учусь, пытаюсь реализовать себя в другой области — деревообработке.
39-летний россиянин Павел Магидов переехал из российской Брянской области в Гомель в 1998 году и поступил в машиностроительный техникум по специальности «Литейное производство черных и цветных металлов». Отучившись, в 2001-м переехал в Жлобин и начал работать на Белорусском металлургическом заводе разливщиком стали. В свободное время с 2005 года занимался бизнесом «разной направленности».
— Поэтому [работа на заводе] у меня была как бы как хобби. Та работа, которую не могу бросить, — говорит он.
В Беларуси Магидов сначала женился на россиянке — у них родился сын, потом развелся и женился на беларуске — родилась дочь.
До 2020 года он политикой не интересовался.
— В любом случае, я думаю, как бы нету такого уже взрослого мужчины, который так или иначе не интересуется политикой, — уточняет сталевар. — Кто-то поговорил дома на кухне, кто-то в коллективе, а кто-то выходит на площади. Я не то что активный там такой. Я находил более интересные вещи, всегда считал слово «политика» грязным, ругательным, если честно.
Магидов говорит, что «неплохо жил при любой власти, грех было жаловаться». Для него «началось все» с предвыборной кампании. Он смотрел ролики Сергея Тихановского и видел, как «не давали людям говорить», «что творилось на улицах, когда собирали подписи».
— Глаза есть, они каждому человеку даны не только смотреть, но и видеть. Все это, естественно, не нравилось, — говорит он. — Альтернативных кандидатов по уголовным статьям… Никто не ожидал, что простые люди не станут молчать. Имею в виду власть. И те люди, которые называют себя лидерами — неважно, в оппозиции, не в оппозиции. Никто не ожидал, что народ в этом нашем болоте, в которое Беларусь превратилась за последние 10-15 лет, стал способен на такое.
10 августа 14-летний сын Магидова должен был ночевать у своей матери, у которой, объясняет разливщик, в тот день были назначены часы общения с ребенком. Но до матери он не доехал — мальчика задержали в городе, по словам его отца, необоснованно.
— Ладно бы просто задержали. Несовершеннолетнего сына продержали несколько часов в РУВД, даже никто не сообщил об этом. Мать ему чисто случайно позвонила, и разрешили ему поднять трубку. Сказали: приезжайте, забирайте, — говорит Магидов. — Его били несколько раз по лицу, на пол положили, от стяжек несколько месяцев следы были, и оскорбления, и угрозы.
Причину задержания сына, по словам Магидова, ему не объяснили.
— Естественно, это повлияло. Сегодня сына задержали, завтра жену с дочкой? Все мы видим в интернете, что творилось девятого числа, десятого числа. Людей пытали, избивали. Естественно, это повлияло, — говорит он.
После стычек протестующих с силовиками профком завода организовал 14 августа встречу с руководством, на которую приехал председатель Гомельского облисполкома Геннадий Соловей.
— Мы спрашивали, что творится, почему была фальсификация, — вспоминает эту встречу Магидов. — В моем окружении я знаю одного человека, который за него [Александра Лукашенко] голосовал. У него такая позиция, я его не осуждаю. Это его позиция. Это один из сотен человек, с которыми я общаюсь. Из сотен! Мы даже с ним спорили, набирали всем нашим знакомым — никто за Лукашенко не проголосовал. Сидели, целый вечер всех обзванивали, никто за него не голосовал. Ну как так получается?
На встрече с Соловьем, говорит разливщик, рабочим пообещали, что все ответы они получат вечером того же дня в ДК Металлургов.
— Ну, поговорили, короче, никто не сказал, что все это прекратится. Никто ничего не это. Мы угрожали забастовкой, им дали до 17 числа время, чтобы удовлетворить наши требования, — рассказывает Магидов.
По его словам, среди этих требований было проведение новых выборов, честный подсчет голосов, прекращение милицейского насилия на улицах.
17 августа к рабочим вышли заместитель гендиректора и бывший начальник жлобинского РУВД, который после выхода на пенсию стал замом по идеологической работе на заводе.
— Пенсия, наверное, маленькая, — предполагает Магидов. — Опять состоялись эти ухмылочки, улыбочки. Подошел, послушал, как люди со слезами на глазах говорят о наболевшем. Эти стоят, улыбаются. Тут во мне все закипело. Говорю: «Ребята, они не хотят завод останавливать, давайте мы остановим». Выходим, перекрываем дорогу. И все. Скраповозы не проедут, встанет цех, печки остановят, встанет разливка. Можно было там по цепочке, конечно, если не все производство одномоментно остановить, но остановить. В любом случае показать серьезность наших намерений мы могли. Ну, в принципе за мной люди пошли.
Магидов говорит, что он и еще 200-300 человек перекрывали дорогу с полудня до пяти вечера. Работникам пообещали, что их требования передадут в министерство промышленности.
— Мы этим поступком показали серьезность отношения нашего, — считает металлург.
На работу он вышел 1 сентября — до этого болел. По его словам, рабочим уже было понятно, что их требования не выполнят. К этому времени «за забастовку в коллективе остались считанные единицы — начались репрессии, увольняли по одному человеку».
2 ноября Магидов узнал, что против него и троих его коллег — Игоря Поварова, Александра Боброва и Евгения Говора — завели уголовное дело по статье о грубом нарушении порядка. По версии следствия, вместе с «другими неустановленными лицами» четверо активистов «организовали проведение незаконных групповых действий, грубо нарушающих общественный порядок и сопряженных с явным неповиновением законным требованиям представителей власти». В результате был остановлен технологический транспорт, который доставляет сырье в сталеплавильные цеха, из-за чего была приостановлена выплавка стали. Ущерб, по оценке следователей, составил 1 088 рублей 29 копеек.
У рабочих провели обыски, после их доставили в местное РУВД. В отделе, вспоминает Магидов, его на камеру допрашивала следственная группа из Гомеля.
— И потом всем предлагали: должно было приехать БТ и снять репортаж, как мы сильно все раскаиваемся, сколько [нам] заплатили, бес попутал и прочее. Я еще задал вопрос: а что говорить? «Мы вам скажем», — говорит он. — Конечно, мы не знали на тот момент, что будет так жестко. Думали, полгода, год, и то по амнистии несколько месяцев. Но становиться посмешищем никто не захотел. Никто не боялся провести время в тюрьме.
По словам Магидова, силовики уговаривали согласиться на покаянное «интервью», обещая, что взамен обвиняемых не станут заключать под стражу до суда.
— Вечером уладил все дела, поехал на завод, слонялся, слонялся. Тяжело мне было уйти. Оно тяжело, тяжело решиться в один момент полностью кардинально изменить свою жизнь. Любой человек, считаю, что этого боится, переступить через себя, через привычки. Потом подумал, что нет, не хочу, — вспоминает Магидов.
5 ноября после смены он публично присоединился к забастовке и через два с половиной часа один уехал из Беларуси на родину, в Брянскую область.
9 ноября, продолжает свой рассказ Магидов, в школу, где учился его сын, пришли из органов опеки. Он утверждает, что ребенка хотели забрать, но в тот день мальчика в школе не было — ему только что удалили зубную кисту.
— Они пришли в школу, просто перепутали даты. Если бы пришли на следующий день, у них бы получилось изъять ребенка. Но они пришли в день его выписки, естественно, он еще был в Гомеле, когда пришли в школу. Нашлись хорошие люди, которые рассказали, с какой целью и кто пришел в школу. Ребенка ночью привезли в Россию, — говорит Магидов.
Жена россиянина и их трехлетняя дочь и сейчас остаются в Беларуси.
Коллег Магидова судили 1 февраля 2021 года. Игорю Поварову дали 3 года колонии, Александру Боброву и Евгению Говору — по 2,5 года.
— Я нахожусь в межгосударственном розыске с конца ноября. Приезжал начальник уголовного розыска. Побеседовали мы с ним. Потом я к ним тоже приехал. Как бы было понятно, что никто меня, гражданина России, не будет экстрадировать. И в СК вызывали, и на суд в Гомель, — перечисляет Магидов.
Об участии в забастовке он не жалеет.
— Мне жалко ребят. Я как бы себя где-то винил, когда их посадили. Но в принципе их же не я посадил, правильно? Мы же за руки с ними не держались. Просто надо было найти козлов отпущения, чтобы запугать людей. Даже если бы не было событий 17 августа, были бы события 18 августа или 20 августа. И неважно, Магидов, Поваров, Говор… Неважно, какие фамилии бы звучали, система бы нарисовала. Жалеть… что жалеть. У меня дом в Жлобине, купил три года назад, еще не успел нажиться в нем. Естественно, все эти связи, друзья, все там. В финансовом плане первое время было тяжело. У меня ипотека за дом. Где-то фонды сразу помогли, где-то люди пришли шуруп закрутить. Что сам не можешь помочь своей семье, вот это вот немножко напрягает. Сейчас вроде все как бы наладилось, как говорят, творческий кризис прошел. Тоже тут работаем, стараемся, помогаем людям. Понимаю, что я не один. Главное понимать, что не один.
По словам сталелитейщика, с августа по политическим мотивам с БМЗ уволили около 20 человек.
— Кто был на сутках, ему поставили прогул. Кто просто за крепкую жизненную позицию. Со многими контракт не продлили. Кто-то плюнул, не подписал контракт, — рассказывает Магидов. — Кто-то просто объявил, что уходит в стачку. Ему ничего не могут предъявить. Он сказал, что если этого не сделает, то жить дальше не сможет как человек. Я с этим человеком проработал много лет, не сказал бы, что человек способен на такой поступок. У него жена, двое детей. А он решил так. Все.
28-летний гродненец Юрий Рововой работает с 2013 года работает на заводе «Гродно Азот» оператором химического производства.
До лета 2020 года, по словам Юрия, он не придавал политике никакого значения: «Потому что повлиять на нее никаким образом не мог — так же, как и все остальные в большинстве своем».
— Сидел и плевался на кухне или в кругу знакомых о том, что происходит в стране, — говорит он. — Но с весны 2020 года захотелось как-то поучаствовать в этом деле, помочь ситуации поменяться.
Весной Рововой решил стать членом избирательной комиссии на 126 участке Октябрьского района, где голосуют работники «Гродно Азота».
— Но администрация меня не взяла. Тогда пошел наблюдателем, — рассказывает он. — После выборов рассказывал на заводе, что и как там фальсифицировали.
Когда выяснилось, что среди задержанных в первые дни протеста есть и сотрудники «Гродно Азота», 13 августа заводоуправление организовало собрание трудового коллектива. Рабочие пригласили на разговор представителей милиции и местной власти, а также потребовали в течение часа выпустить задержанных коллег — последнее требование, по словам Ровового, было выполнено. На той же встрече, рассказывает Юрий, директор пообещал, что на акциях заводчан задержаний не будет.
— И на самом деле не трогали, и люди присоединялись к маршу азотовцев, который проходил от окраины города в центр города, присоединялись к этой колонне, и как бы люди себя чувствовали защищеннее, потому что быстренько это все поползло: директор сказал, что никто не тронет азотовцев, — вспоминает он.
Люди в спецовках «Гродно Азота» выходили на улицу до 20 августа. Потом, по словам Ровового, заводская администрация не дала разрешения на очередной марш и стала уклоняться от контактов с активистами.
— Люди пришли на площадь, милиционеры никого не хватали, но начали кружить вокруг с мегафонами, говорить, что все это несанкционированно, просили разойтись, — говорит он. — Так было два дня. А 22 Лукашенко уже там проводил свою тусовку, привез туда на автобусах из всех районов людей с красно-зелеными флагами и выступал на площади Ленина.
Рововой вспоминает, что когда на встрече 13 августа рабочие активисты зачитывали свои требования, документ заканчивался словами «иначе мы оставляем за собой право на забастовку».
— И даже еще на этом моменте было непонятно, как действовать дальше, — признается он. — И уже 14-го или 15-го числа поняли, что да, надо действовать. Все были потеряны, на эмоциях что-то надо было противопоставлять, как-то самоорганизовываться, потому что это все стихийно выглядело — все эти хождения: давайте-ка, ребята, как-то действовать. [Решили, что] если не сделаем, то никто не услышит и все это плохо закончится.
Рововой рассказывает, что «возмущены были все»: подразделения и цеха выдвигали кандидатов, которые должны были решить, объявляет ли завод забастовку; всего, по его словам, стачечный комитет «Гродно Азота» в августе насчитывал более 100 человек.
20 августа, говорит Юрий, с российского номера через вайбер рабочим начали рассылать угрозы; он уверен, что это была провокация заводского начальства.
— Текст примерно был такой: «Если вы не поддержите требования стачкома, то мы вас всех вырежем». И еще помимо этого упоминали детей этих работников, — вспоминает он.
Рововой говорит, что «это очевидно было подставой, чтобы это была уголовная статья».
— Хотели подвести и подвели к статье 200 УК, — считает он.
На следующий день, утром 21 августа, продолжает Юрий, возле дома его ждали оперативники в штатском, чтобы «хитрым способом упаковать».
— Но меня предупредили об этом. Я попросил людей, они туда подтянулись. Так я смог избежать задержания. На улицах в Гродно людей было все меньше и меньше. Они уже сориентировались и хотели взять тех, кто вырисовывался лидером протеста, чтобы потушить это все, не дать организоваться людям, — рассуждает активист.
После нескольких дней в бегах вечером 24 августа Рововой выехал в Польшу, где попросил политического убежища.
— Организация нормально так посыпалась, потому что слишком многое было завязано на одном конкретно мне, — констатирует он. — Так делать нельзя, но в тот момент всем страшно. И ты сам не понимаешь, кому можно что доверить, кому нельзя. Только сейчас по прошествии времени потихонечку становится понятно, кто есть что, кто чего стоит. Поэтому так и случилось.
Решение о стачке на предприятии так и не приняли.
— Люди показали себя, естественно, им прилетело по шапке. Но все, кто молчали в тот момент или кому не хватало смелости тогда, потихонечку вызревают сейчас и пытаются действовать на ситуацию изнутри, — утверждает он.
Уволенных с «Гродно Азот» по политическим мотивам, по словам бывшего оператора, сейчас больше 50.
Одной из ошибок стачкома Рововой называет стремление соблюсти все нормы закона.
— Потому что Трудовой кодекс — а сейчас он стал еще хуже, непонятно, зачем они еще его так усилили — никоим образом не даст ни одной забастовке в Беларуси случиться, — объясняет он. — И так все, что мы делали, было не по закону.
Уже после отъезда Ровового ему пришла повестка на допрос в качестве свидетеля по уголовному делу. Позже, говорит он, выяснилось, что дело связано с рассылкой угроз в вайбере.
Не изменился ли с тех пор его процессуальный статус, гродненец не знает.
— Но то, что они меня ждут с нетерпением, [ясно]… Это приходит только на словах от некоторых людей, которые помогают. Все-таки они меня ждут, — уверен Юрий.
Исправлено. Мы удалили ссылки на сообщения стачкома «Беларуськалия», TUT.by и телеграм-канала Светланы Тихановской, поскольку власти Беларуси признали их «экстремистскими» — и за гиперссылки на них предусмотрена административная ответственность.