«Не простить, а взять на поруки». Министр здравоохранения и Лукашенко обсудили меру пресечения врачам из «дела ортопедов». Что не так с этой новостью?

35 ортопедов, импортные запчасти и Лукашенко

18 апреля министр здравоохранения Дмитрий Пиневич рассказал, что 35 беларуских ортопедов задержаны по уголовному делу — они якобы «получали незаконное вознаграждение за счет частных компаний», поставлявших эндопротезы. Александр Лукашенко во время встречи с Пиневичем, председателем КГБ и генеральным прокурором уточнил, что именно вменяют медикам.

— Ортопеды-травматологи, 35 человек, не просто подсказывали, как я говорю, людям, лежащим на операционном столе, какие импортные запчасти им в тело вставить там ортопедические, а прилично за это от иностранцев получали взятки. У некоторых по 300 тысяч, по 650 тысяч евро при обысках обнаружили только дома. Ну, на карманные расходы хранили! — возмутился он.

По словам Лукашенко, пациенты платили за ортопедические имплантаты «втридорога, потому что взятки входили в цену этого товара». Позже в следственном управлении КГБ уточнили, что кроме врачей по делу проходят пять «представителей коммерческих структур»; оно расследуется по статьям о получении и даче взятки, а также о незаконном денежном вознаграждении.

На той же встрече глава Минздрава обратился к Лукашенко с просьбой изменить ортопедам меру пресечения и выпустить их из СИЗО.

Лукашенко переформулировал эту просьбу так: «Не простить, а взять на поруки после того, как они компенсируют огромный ущерб государству»

— После просьбы моей президент дал мне поручение — я с каждым из этих специалистов задержанных беседовал, и есть несколько условий, при которых возможно рассмотрение моей просьбы положительно. Это, прежде всего, безусловно, признание вины, возмещение ущерба в кратном размере и третье условие: определение места работы, в которых я как министр определю этим специалистам, где они будут оказывать медицинскую помощь согласно своей квалификации, — рассказал Пиневич.

Обращение не по адресу

— Сразу могу сказать, что Александр Лукашенко не является должностным лицом органа, ведущего уголовный процесс, имеющим полномочия принимать решения об избрании меры пресечения. Эти вопросы находятся исключительно в компетенции органов следствия и прокуратуры. А решение о том, будет ли обвиняемый содержаться под стражей, под домашним арестом, под подпиской о невыезде и надлежащем поведении и так далее — зависит от конкретных оснований, предусмотренных законом, отмечает адвокат Владимир Пыльченко.

Юрист добавляет, что признание вины, смена места работы и денежные выплаты такими основаниями не являются.

Экс-адвокат Евгений Пыльченко замечает, что беларуский УПК не предусматривает возможности «взять на поруки».

— Есть понятие «личное поручительство» — это вид меры пресечения, при котором не менее двух «заслуживающих доверия граждан» принимают на себя обязательство в том, что обвиняемый, находясь на свободе, не скроется и не будет препятствовать следствию. Поскольку Пиневич утверждает, что поставил вопрос об изменении врачам меры пресечения, то, возможно, это и имелось в виду, и он сам хотел выступить в качестве одного из таких поручителей. Непонятно только, почему Пиневич обращается с этим вопросом не к руководителю следственной группы, а к Лукашенко, который никаких полномочий в рамках уголовного процесса не имеет, — рассуждает он.

Изменение меры пресечения

Экс-адвокат Дмитрий Лаевский уточняет, что слова Пиневича о медиках можно истолковать по-разному.

— Если речь идет о том, при каких условиях могут быть изменены меры пресечения, по-простому, при каких условиях людей могут отпустить из изолятора — то это одна история. Если говорить про то, при каких условиях людей могут освободить от уголовной ответственности, то есть не подвергнуть наказанию — это другая история, — уточняет он.

Условия для смягчения меры пресечения прописаны в УПК, объясняет юрист — и среди них нет признания вины, возмещения ущерба или перехода на другую работу. При рассмотрении вопроса о мере пресечения учитывается только наличие или отсутствие доказанных сведений о том, что подозреваемый или обвиняемый, находясь на свободе, может скрыться, помешать расследованию или совершить новое преступление, напоминает Лаевский.

— То есть не то, виноват он или не виноват, а то, может ли он помешать следствию или не может, — уточняет он.

Евгений Пыльченко добавляет, что если таких данных об обвиняемом нет, то его нельзя держать в СИЗО. Если основания все же есть, то следователь должен определить, какой меры пресечения достаточно, чтобы обеспечить ведение уголовного процесса.

— На практике же мне почти не встречалось случаев, когда бы следствие предоставляло доказательства того, что в мере пресечения есть необходимость. В то же время, в известных мне случаях из-под стражи освобождались как раз те, кто давал признательные показания. Это не является правилом, поскольку множество признавших вину продолжают содержаться в СИЗО до приговора. То есть заключение под стражу применяется не с той целью, которая предусмотрена в УПК, а как способ получить признательные показания, — констатирует Евгений Пыльченко.

Мера пресечения, отмечает Лаевский, не должна ограничивать право человека на защиту, «а постановка меры пресечения в зависимость от признания вины как раз право на защиту ограничивает».

— Поэтому выдвинуть условия, теоретически, господа начальники могут какие угодно, только это не значит, что такие условия правомерны. Мы же понимаем, что если задержанные готовы на что-то согласиться, то я вполне не исключаю, что могут им меру поменять, — допускает экс-адвокат.

«У нас так делают всегда»

— Конечно, следователю выгодно, чтобы обвиняемый или подозреваемый как можно быстрее согласился со всем, признал вину — и да, я не могу отрицать, что иногда в случае признания вины следователи меняют меру пресечения. Такие факты случались, во всяком случае, по неполитическим делам, по общеуголовным, — рассказывает Лаевский.

По мнению Владимира Пыльченко, «ничего крамольного» в самом предложении следователя об освобождении из-под стражи на таких условиях нет.

— Если такое предложение поступает от органа расследования, это совершенно понятная тактика, которая может существенно облегчить работу. Разумеется, с точки зрения закона нет никакой зависимости между непризнанием вины и основаниями для содержания человека в изоляторе. Согласно УПК, следствие принимает решение об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в тех целях, чтобы находящийся на свободе обвиняемый не препятствовал уголовному процессу: не скрывался, не фальсифицировал доказательства, не оказывал незаконного воздействия на свидетелей и так далее, — объясняет Владимир Пыльченко.

Дмитрий Лаевский напоминает: обвиняемые должны понимать, что, признавая вину, чтобы выйти из изолятора на время следствия, они только увеличивают риск оказаться в колонии после суда. При этом в целом закон не запрещает следователю предложить обвиняемому признать вину, говорит он.

— Следователь может разъяснить человеку, что вот ты имеешь право спорить, а имеешь право согласиться. И вот, значит, если ты будешь соглашаться, то мы будем считать тебя тогда не склонным к каким-то опасным действиям и, может быть, пересмотрим меру пресечения. То есть сама по себе дискуссия такая может быть. Но ставить меру пресечения в зависимость только от признания вины, если нет других факторов, неправомерно, — говорит Лаевский.

При этом содержать человека под стражей только потому, что тот не признает вину, незаконно, еще раз подчеркивает юрист.

— Потому что в УПК сказано, что мера пресечения избирается не потому, признал или не признал, раскаялся или не раскаялся, а потому, может ли скрыться, помешать расследованию и совершить преступление, — повторяет Лаевский.

Определение места работы

Как смена места работы может повлиять на решение о мере пресечения, неясно, говорит Лаевский. Остальные условия, упомянутые на встрече у Лукашенко, представляются юристу «понятными».

— Почему хотят признания вины и возмещения денег — это понятно; повторюсь, просто следователю так проще — зачем заниматься каким-то доказыванием, отягощать себя какими-то действиями, если есть признание вины? Следователю всегда проще, если есть признание вины. Но это далеко не всегда отвечает интересам обвиняемого, — констатитурет он.

Экс-адвокат отмечает, что у следователя нет полномочий выбирать место работы для подозреваемого или обвиняемого.

— Теоретически здесь может идти речь о том, что по факту предложены какие-то одни шаги, а в постановлении об изменении меры пресечения будет написано совсем другое. Там не будет написано, что такой-то доктор согласился работать в такой-то больнице, и поэтому мы ему меняем меру пресечения, такого вы не увидите. Там будет написано, что орган следствия, принимая во внимание все известные обстоятельства, пришел к выводу, что нет необходимости в дальнейшем содержании под стражей, — рассуждает Лаевский.

Евгений Пыльченко предполагает, что речь идет не о «наказании» в виде принудительной работы, а о «некоем моральном обязательстве».

— То есть Пиневич как бы гарантирует, что эти врачи, если их освободят, будут приносить пользу, — говорит он.

Освобождение от ответственности

В прошлом беларуский, а ныне российский адвокат Антон Гашинский считает, что один из вероятных исходов дела ортопедов — освобождение от ответственности по указу президента без судебного разбирательства. Однако «об этом мы узнаем только из СМИ, так как условия прекращения дел пока не разглашаются», предсказывает защитник.

Действительно, предложенный Пиневичем алгоритм действий для ортопедов похож на тот, что прописан в статье 88-1 УК — освобождение от уголовной ответственности в связи с добровольными возмещением ущерба.

Как объясняет Евгений Пыльченко, освобождение от ответственности возможно на стадии окончания предварительного расследования, если обвиняемый напишет ходатайство на имя президента. Среди условий освобождения — признание вины, раскаяние и помощь в раскрытии преступления, возмещение ущерба и уплата компенсации в размере 100% или 200% ущерба.

— То есть это примерно те условия, которые сообщил Лукашенко. Только о том, что кто-то может определять конкретное место работы, в указе № 122 и в Уголовном кодексе ничего не говорится. Но описанная процедура не имеет ничего общего с изменением меры пресечения — а многие обвиняемые, которые уже в начале следствия заявляют, что готовы соблюсти все эти условия, очень часто все равно остаются под стражей до того момента, как их ходатайство рассмотрят, — говорит адвокат.

Дмитрий Лаевский полагает, что Пиневич либо перепутал освобождение от ответственности с изменением меры пресечения, либо «озвучил какие-то условия, которые ему кажутся приемлемыми для озвучивания, хотя в законодательстве несколько по-иному это все написано».

— Либо же, — продолжает адвокат, — просто мое «любимое»: мы видим как, так сказать, мысль опережает законодательство. У нас же в последнее время очень много чего сомнительного или явно неправомерного на практике происходит, а потом оно в законодательство перекочевывает.

По мнению Дмитрия Лаевского, правомерность задержания или заключения под стражу в Беларуси можно было бы оспорить, если бы суды «реально работали на стадии обжалования меры пресечения, а не просто переписывали постановление следователя в свое решение».

— Но мы же знаем, как у нас это происходит. Поэтому реально все упирается в то, как захочет следователь, — резюмирует экс-адвокат.

Владимир Пыльченко отмечает: для того, чтобы обвиняемые и подозреваемые не содержались под стражей без достаточных оснований, существует суд.

— Именно суд должен проверять, имеются ли законные основания содержать обвиняемого в СИЗО, и находить баланс между интересами расследования и правом человека на личную неприкосновенность, — говорит он.

При этом адвокату неизвестны случаи, когда суд в Беларуси принимал бы решение об изменении меры пресечения — ни в собственной практике, ни в практике коллег.