«Завтра Украина наша, дальше Европа — везде будет Россия. Что ты скажешь об этом, бэчэбэшник?». Как воспринимается война в заключении

«Думали, что нас спасать пришли, громят тюрьму»

В феврале 2022, за несколько дней до начала полномасштабной войны в Украине, заключенные в гомельском СИЗО начали понимать, что «что-то происходит», рассказывает Анна. Из-за сильного гула — вероятно, от самолетов или запуска ракет — в некоторых камерах девушки ночью прятались под кроватями.

— Мы думали, может, это очередной этап революции, нас уже спасать пришли, громят тюрьму. Казалось, что сейчас рухнут стены, были слышны какие-то взрывы — от этого паника, страх. А потом пришло письмо от мамы, что началась война, — говорит Анна.

С 25-го февраля у тех, кто содержался в изоляторе за политику, начались проблемы с перепиской — корреспонденция приходила только от родных. Тем не менее, цензоры СИЗО пропускали новости о войне — Анна говорит, что ее мама писала «развернуто, как есть»: «Гомельским девочкам родственники писали, что тут война полным ходом».

«Политическим» смотреть телевизор не позволяли из-за «экстремистского» профучета, но в камере работало радио. Анна говорит, что часто приходилось слушать программу «Клуб редакторов». Из этого тоже можно было извлечь пользу, «переворачивая» сказанное в эфире.

Вскоре девушку перевели в колонию. Там, в отличие от СИЗО, просмотр телевизора был обязательным. Осужденным включали программы Григория Азаренка, Игоря Тура и российских пропагандистов.

— По телеку показывали Мариуполь, что это русские освободители пришли, что все там за Россию и паспорта бегут менять, — говорит она.

По словам Анны, большинство осужденных в ее отряде отбывали большие сроки и за годы заключения «далекие от политики» женщины переняли риторику пропагандистских каналов: «Байден у них маразматик старый, Зеленский — клоун, Лукашенко — молодец, Путин — вообще молодец. Говорят: "Так и надо этим укронацистам"».

Девушка говорит, что сдерживала себя, чтобы не отвечать на подобные комментарии, и не пыталась доказать осужденным обратное. Она считает попытки переубедить заключенных бессмысленными: это нужно делать «в нормальном мире с правдивыми новостями», говорит она. Кроме того, о разговорах на политические темы наверняка узнал бы сотрудник оперативно-режимного отдела колонии. Тогда в лучшем случае с осужденной проведут «беседу», а в худшем — отправят в штрафной изолятор. По словам бывшей заключенной, для «политических» есть два золотых правила — терпеть и молчать.

— Их большинство, а я в плену, не на своей территории. Ты просто смотришь на это и понимаешь, насколько они недалекие. Есть неплохие девчонки, но они ничего не видели, ничего не знают. Я не знала, как объяснить им, за что я сидела. А что тут объяснишь про войну? — рассуждает Анна.

В отличие от СИЗО, цензоры в колонии не пропускали письма с новостями о войне — их рвали прямо при осужденных, поэтому переписка перешла в формат «про погоду, про природу, как ты покушала и тепло ли ты одета», говорит Анна.

Основным источником информации стали свидания с близкими. Новости, переданные родственниками, «политические» пересказывали друг другу во время перекуров на промзоне — там их разговоры не слушали.

— Обсуждали по сто раз одно и то же, но от этого было легче. На самом деле ты эти перекуры ждешь как какой-то лучик солнца среди туч, — признается Анна.

Девушка говорит, что не представляла себе масштабов происходящего на войне, потому что информацию получала отрывочно.

— Там кажется, что слово «война» — это что-то с той стороны мира приукрашенное. Ты не веришь, что разрушен Мариуполь, что сожжена Буча, что там насилуют, убивают, что выносят унитазы, что братские могилы по 500 человек находят, — говорит она.

После освобождения девушка сперва читала о новых событиях, но постепенно отматывала новости до первого дня войны, и через два месяца «вышла на полную картину».

— Сейчас мое утро начинается с Фейгина и Арестовича. Я вообще забыла, когда в последний раз смотрела какой-то фильм или передачу, чтобы немножко мозг разгрузить, — рассказывает Анна.

«Тетя Галя — это Киев, Коля — это Одесса»

Петр узнал о начале войны 26 февраля из выпуска новостей на телеканале НТВ. По словам бывшего заключенного, уже на следующий день к нему подошел осужденный, сотрудничающий с администрацией, и сказал: «Еще одно слово про Украину — и будет ШИЗО».

Новости «политические» обсуждали между собой. Делать это было трудно — собираться в группы им не разрешали.

— До смешного доходило: «Что, опять митинг устроили в локалке? Опять четверо политических собралось». Мы говорили, что гуляем по локальному участку, на что нам отвечали, что нужно гулять по одному, — пересказывает диалог с сотрудниками колонии Петр.

Он говорит, что заключенным приходилось действовать «как в подполье». На локальном участке «политические» договаривались, какие каналы будут смотреть вечером, чтобы позже сравнить услышанное.

— В церкви и библиотеке мы могли перекинуться парой слов. Когда два политических из разных отрядов разговаривают, это всегда привлекает внимание. Поэтому мы рассказывали друг другу новости, наклонив голову, стоя возле соседних полок, — рассказывает Петр.

Обсудить новости можно было в промзоне — там общение между осужденными не ограничивали. Несмотря на это, информации все равно не хватало. Иногда заключенные пытались понять, что происходит на фронте, по поведению сотрудников колонии.

— Как-то у нас в промзоне был шмон. Приехал режимный отдел на мотоблоке. Смотрим — на прицепе буква Z. Буквально через неделю она пропала с мотоблока, и мы поняли, что все нормально [на фронте]. Букву сняли, борт закрасили, даже следов не было, — вспоминает бывший заключенный.

Сотрудники пытались провоцировать «политических» комментариями о войне, добавляет он.

— Спрашивали: «Ну что, завтра Украина наша, дальше Польша, Европа — везде будет Россия. Ну что ты скажешь об этом, бэчэбэшник?» — говорит Петр.

Однажды в кругу других осужденных он сказал: «Киев породил эту Русь, наверное, на Киеве она и закончится». Об этом разговоре узнала администрация — обошлось без наказания, но Петра вызвали на беседу с начальником отряда.

Большинство заключенных, отбывающих длительные сроки не по политическим делам, «ощущают себя россиянами» и поддерживают российскую армию, заметил Петр.

— Я окончательно убедился, как была права Украина, когда отрезала информационный поток из России. Осужденные задавали вопросы: «Ну что там наши, взяли Мариуполь?» Я спрашиваю: «Кто наши, расскажите?» Мне говорят: «А, ты ж бандеровец!» — вспоминает бывший заключенный.

Петр увлекается историей и занимался исторической реконструкцией, в том числе благодаря этому у него много друзей в Украине. Собеседник рассказывает, что это помогало узнавать новости во время звонков родным, ведь напрямую спросить нельзя — разговоры внимательно слушает сотрудник колонии.

— Спрашивал у жены: «Как тетя Галя?» Она отвечает: «У них страшно там». Тетя Галя — это Киев, потому что она там живет, Коля — это Одесса. Шифровались через имена знакомых и родственников, которые жили в разных городах, — объясняет он.

Как и в ситуации Анны, важным источником информации для Петра и других осужденных в его колонии стали длительные свидания.

— Потом уже пересидки, у которых есть голова, начали подключаться к политическим: «Расскажите, что там, вы же новости смотрели». При этом часть осужденных была согласна подписать контракт и ехать украинцев убивать, когда пошел слух, что в российских тюрьмах берут наемников в ЧВК «Вагнер», — отмечает Петр.

Тем не менее, среди них были и те, кто поменял свое мнение. Например, осужденный, работавший с Петром в одной бригаде, заинтересовался политическими темами, а после долгих дискуссий его высказывания против Украины «сгладились».

«Танки заедут, и всех освободят»

Виталий узнал о начале войны из разговоров в курилке — он предполагает, что заключенным об этом рассказал кто-то из надзирателей. Осужденный говорит, что «политические» поддерживали Украину и надеялись, что ее победа приведет к освобождению Беларуси.

— Все начали ждать, когда танки заедут через ограду зоны, и всех освободят. Почему бы и не помечтать? Это одно из немногих удовольствий, которое не могут забрать надзиратели, — объясняет он.

Информации, почерпнутой из новостей и комментариев сотрудников колонии, осужденным не хватало и она была искаженной, говорит Виталий: «"Уже Киев бомбят, завтра Львов захватят", — это сотрудники колонии говорили. Особо рьяные издевались: "Завтра уже всех ваших [украинцев] перебьют"».

Вскоре после начала войны Виталий оказался в ШИЗО, а потом и в ПКТ. Узнавать новости там было еще сложнее. Один з сокамерников Виталия выписывал газету «Белорусы и рынок», откуда можно было «что-то узнать».

— Если надзиратели были нормальные, то мы могли от них что-то услышать. Хотя и ненормальные тоже давали информацию. Мы могли даже из издевательства что-то почерпнуть — всех уже изучили за это время, — добавляет он.

«Отрабатывали сценарий, что на зону нападают»

Георгий рассказывает, через два-три месяца после начала войны сотрудники колонии, в которой он отбывал наказание, проводили учения.

— Пару раз в неделю отрабатывались сценарии внештатных ситуаций. То на зону нападают — бегали там эти менты по территории, по вышкам, то над зоной сбили беспилотник — они в лесу искали условный беспилотник, — вспоминает Георгий.

О новостях осужденные в основном узнавали во время звонков родным, и они «молниеносно расходились» по колонии. Правда, информация была преувеличена — «там уже чуть ли не ядерная война», говорит бывший осужденный.

Большая часть заключенных, говорит он, не интересовалась политикой. Как и другие собеседники «Медиазоны», он говорит, что сочувствующих российской армии изначально было больше: «В соотношении 60 на 40 превалировало мнение, что со стороны России больше правды и справедливости».

Некоторые осужденные меняли свое мнение после звонков родственников — те рассказывали, что «сами российские солдатики в ахере от происходящего», говорит Георгий.

Между сторонниками противоположных позиций случались и драки, за которые администрация отправляла в штрафной изолятор. Тем не менее, удалось найти точку соприкосновения: «И те, кто, радели за Россию, и те, кто сопереживали Украине, сходились во мнении, что Лукашенко останется заложником ситуации и будет вынужден за поддержку в 2020 году полностью поддерживать Россию», — говорит Георгий.