В тюремном магазине продается вино, на обед — паста. Беларус приехал в Италию на один день, а провел полтора месяца в итальянской тюрьме

«Сказали, что мою личность надо проверить»

Владислав Гирис уехал из Беларуси в Польшу до протестов 2020 года, там открыл фирму такси, а жена — салон красоты. Последний раз в Беларуси он был в феврале 2020 года.

7 февраля супруги поехали в Неаполь — отметить день рождения Гириса, ему исполнилось 27. Сходили в ресторан, прогулялись у моря и вернулись в отель.

В 9 вечера постучала полиция.

— Я подумал, что это из-за музыки громкой. Спокойно открыл дверь. Они говорили только на итальянском, я не понял, что они хотят от меня. С помощью переводчика на телефоне мне сказали, что мою личность надо проверить, — говорит Владислав.

По словам Гириса, при заселении в отель сотрудница на ресепшене сфотографировала его паспорт. Он говорит, что во время прошлых поездок в Италию, Грецию и Париж к нему вопросов не возникало. Возможно, внимание привлекла виза, истекающая через несколько дней.

После обыска номера на Гириса надели наручники и отвезли полицию, там сфотографировали сняли отпечатки пальцев. От полицейского он узнал, что его повезут в тюрьму, так как «с конца 2020 года его разыскивает Интерпол».

Гирис говорит, что полицейские с ним почти не разговаривали. Поначалу он думал, что его отправят в Беларусь из его «активного участия» в демонстрациях солидарности в Катовице. Он попросил полицейского вернуть ему телефон и потратил около часа, чтобы отписаться от телеграм-каналов, которые могли бы вызвать вопросы у беларуской стороны.

Первые семь дней до суда Владислав не понимал почему его задержали. После суда от адвоката он узнал, что его обвиняют в «постановочном ДТП» и получении €800 благодаря этому мошенничеству.

— Я ничего не совершал и знал, что ничего такого не делал, и все должно быть хорошо, — говорит Гирис.

«Соседи не переживали, что они в тюрьме»

Гирис признается, что когда его привезли в тюрьму, он разволновался. Первые три дня в камере он «был в шоке», лежал и ничего не ел. Из сокамерников никто не знал русский, один человек знал английский. Он помогал Владиславу, пытался переводить полученные от администрации документы. В других ситуациях Гирис общался жестами.

Когда от жены пришла телеграма, что ей удалось найти адвоката, он «более-менее очухался». В камере иностранцев с Гирисом сидели румыны и грузин, который умел играть в «Дурака». На прогулках он смог поговорить с узбекистанцем, который знал русский.

— Одного обвиняли в продаже людей. Ему дали срок 12 лет. Грузина, как я понял, остановила полиция. В краденной машине нашли пистолет. У другого было девять килограмм героина. Еще один тоже продавал наркотики, в небольших количествах, — описывает соседей по камере Гирис.

По словам Владислава, в камере напротив «находились авторитеты», к которым «относилась уважительно полиция», а сокамерники предупреждали, что им «лишнего ничего сказать нельзя».

Гириса удивило, что его соседи «не переживали, что они в тюрьме».

— Смеялись, улыбались, шутки, рассказывали. Они только получили срок, знают, что будут сидеть 12 лет. И шутят, смеются. Я как бы там почти не улыбался, потому что для меня это был шок, что я могу поехать в Беларусь, что со мной там будет, я думал только об этом, — вспоминает Гирис.

По его словам, общение с администрацией тюрьмы сводилось к получению документов и записи на телефонные звонки или к адвокату.

— Знали, что я беларус: «А, ты беларус? Это беларус, он ничего не понимает» и все. Не общались мы там сильно. Понимали, что я ничего не понимаю, — говорит Гирис.

В камере можно готовить, а в магазине продают пиво

В камере находились восемь человек. Из мебели — двухъярусные кровати, три стола, восемь стульев. Камера делится на общую комнату и отдельное помещение с душем и туалетом.

Гирис рассказывает, что «меню» в тюрьме было «нормальным», но однообразным: на завтрак — сухарики, в качестве основного блюда — паста, иногда — рис с грибами или рыба, через день давали молоко.

— В Неаполе есть блюдо национальное — это макароны, картошка и горох, все вместе. Это отвратительно было. Но они это любят. […] Индюшатину, вроде, как мне сказали, давали два раза в неделю — чистое мясо. Кусок с ладошку женскую.

Спать в камере можно было до проверки в 8 утра. В 10 часов администрация открывала камеры и на два часа можно выйти на прогулку. После обеда — вторая прогулка на два часа. Гулять можно по общему коридору между камер.

Вечером — раздача писем, последняя проверка и свободное время.

— Кто хочет — спит, кто хочет — не спит. Хотите — закрывают вас в камеру и все. В основном там собирались, выбирали фильм — там было что-то типа кабельного телевидения. Каждый вечер мы смотрели фильмы на итальянском.

По его словам, отбоя и проверок по ночам нет, сокамерники ложились спать в час-два ночи, «как хотят». Свет в коридоре горит постоянно, но заключенные могут закрыть сплошную дверь в камере, выключить свет и спать в темноте.

В тюремном магазине можно было купить зубную щетку и пасту, сигареты, пиво, вино и сок, порошок стиральный, зеркало, плеер, часы. Чтобы готовить еду, можно было приобрести даже газовую горелку и посуду — сковородки и кастрюли. Но в передачах получить это было нельзя — только купить. Если денег купить что-либо нет, придется обходиться без этого. По приезду в тюрьму заключенному выдавали зубную пасту, щетку и кусок мыла.

У жены не сразу получилось сделать перевод в тюрьму, поэтому Гирис провел три недели без покупок — администрация разрешала брать питьевую воду.

— Видимо, им надоело, и меня перевели в самую отвратительную камеру на этаже. Я там пробыл 6 дней последних. Это была комната в два раза меньше, три трехъярусные кровати и одна двухъярусная, один стол. Там не было ни мыла, не ни шампуня ни у кого, было грязно.

С сокамерниками Владислав не разговаривал, некоторые из них, как он вспоминает, «не умели многие вещи делать» — например, заваривать кофе.

— Там совсем было плохо. Телевизор они там щелкают, когда хотят. Ну, короче, стресс у меня перед домашним арестом был, дурдом короче.

Передачи можно было получить раз в неделю, тогда же отдать свою одежду в стирку. Можно было передавать домашнюю еду — салями, сыр, мясо, хлеб. По понедельникам можно было получить свидание с близкими.

— Без жены не знаю, что бы я делал. Писала мне письма постоянно, купила два комплекта одежды, присылала передачи.

С одеждой, рассказывает Гирис, помогали и другие заключенные. Кто освобождался — оставлял вещи, если кому-то нужны. Когда прохладно, сокамерники делились теплыми вещами. Беларусу тогда помог грузин: отдал свитер, в котором Владислав «проходил все шесть недель».

Письма из тюрьмы можно отправлять только на итальянский адрес. Гирис «на пальцах» договорился с грузином, чтобы он вместе со своими письмами отправлял в конверте письма Владислава. Жена сокамерника фотографировала их и по WhatsApp высылала беларуске. Жена же Гириса договорилась с почтальоном: она скидывала ему текст, он распечатывал и отправлял беларусу.

Три суда, домашний арест и поздравления полицейских

На своем суде Гирис был лишь однажды: на первом заседании 14 февраля. Беларус не признал свою вину и настоял, что считает свое преследование «политическим».

По словам Владислава, судьи смеялись из-за обвинения в мошенничестве на сумму в €800.

Беларус говорит, что защитник его поддерживал перед каждым судом, говорил «все будет хорошо» и что его «завтра отпустят». Юрист «немножко» понимал на английском, с беларусом общался через переводчика.

Адвокат пояснил, что если бы у Гириса было место жительства в Италии, его бы отпустили под домашний арест сразу. Помочь согласилась 64-летняя активистка Нина Ментюкова, которая уже 20 лет живет в Италии. Она взяла беларуса под свою опеку и предоставила жилье для домашнего ареста.

Второй суд 7 марта постановил перевести Гириса под домашний арест, но он еще две недели оставался в тюрьме, потому что не находился свободный электронный браслет.

Под домашним арестом в доме Ментюковой Гирис провел шесть недель. Владислав поселился на втором этаже, готовил себе еду, в его распоряжении был балкон, на котором можно было курить. Жена перечисляла активистке деньги на продукты.

3 мая Гирис получил документ о немедленном освобождении. По его словам, только под вечер к нему пришли двое полицейских, проверили датчик, который следил за его перемещением и дали ножницы.

— Я сам отрезал этот браслет. Они такие: «Все, поздравляем! Ура! Ура! Ура!», — вспоминает Гирис.

«В Италию точно не полечу никогда»

Через 4 дня прямым рейсом он вернулся в Катовице.

— Я вышел в первый день, и у меня аж голова закружилась от того, что вообще такое пространство большое, — делится впечатлениями Владислав.

В Польше Гирис подался на международную защиту. Сейчас он «потихоньку работает и приходит в себя». По его словам, из-за времени, когда он почти не разговаривал, у него «сохраняется барьер» и он «тяжеловатенько сейчас входит» в социальную жизнь. Пока его не было, фирма продолжала работу, нужно было платить аренду за квартиру.

По его подсчетам, вся «поездка» обошлась в сумму около €10 тысяч. Ему «было бы приятно», если бы какую-то часть ему возместили, но признается, что «просто не знает как это работает».

— На меня сильно повлияло тюремное заключение. Даже до сих пор иногда вспоминаешь и на душе так не особо хорошо. Страшно. В любом случае, тюрьма, наверное, не сравнится с нашей, но там страшно, — говорит Гирис.

Беларус признается, что пока не хочет путешествовать:

— И в Италию я точно не полечу никогда.