«Здесь нет чувства свободы, а уезжать я не хочу». Как устроена жизнь политзаключенных в Беларуси после освобождения

Визиты на дом. Проверки телефонов и разговоры

По закону к тем, кто стоит на профилактическом учете, милиция должна приходить раз в месяц, если не определена другая периодичность. К бывшей политзаключенной Ольге Класковской, которая уже уехала из Беларуси, милиция впервые пришла спустя меньше чем сутки после освобождения.

По словам Ольги, силовики сказали, что с ней попробуют связаться журналисты «экстремистских СМИ», и приказали сообщить, когда это произойдет. Кроме того, они сказали ей не давать публичные комментарии, иначе на нее заведут новое уголовное дело. Все последующие разговоры во время проверок на дому милиционеры сводили к политике.

По словам бывшей политзаключенной из Минска Елены, сотрудники милиции проверяли ее дома больше 10 раз в месяц. Они приходили к ней вдвоем-втроем, а однажды — вчетвером. Их в основном интересовал телефон женщины, подписки в соцсетях и мессенджерах, контакты в телеграме.

«Их визиты, конечно, доставляют неудобства. Я не могла даже сходить спокойно помыться, когда была дома одна. Ждала кого-то еще из домашних. Потому что были случаи, когда люди долго не открывали дверь, и это было воспринято как неповиновение сотрудникам милиции».

К бывшему политзаключенному из Пружан Олегу Кулеше силовики приходили в среднем два раза в неделю. Как и в случае Елены, милиционеров интересовал телефон Кулеши. Первое время по этой причине он пользовался кнопочным и предъявлял его при проверках.

«Правяраюць тэлефон. Адмовішся — павязуць у РАУС, і адтуль трое сутак ты ужо не выйдзеш. У мяне быў кнопачны тэлефон, я выносіў ім яго — трымайце, можаце кнопкі панаціскаць, патэлефанаваць. Людзі жывуць з такімі тэлефонамі пасля вызвалення, бо інакш не абараніцца ад іх», — считает Олег.

Когда Дмитрий вышел из колонии, он не был уверен, уедет из страны или останется. Сейчас он в Беларуси: ни по прописке, ни дома у девушки, где сейчас живет Дмитрий, милиция его не искала.

Бывший политзаключенный правозащитник Леонид Судаленко вышел из колонии в июле 2023 года и провел в Беларуси только 11 дней — ждал, пока будет готов новый паспорт. После этого он уехал.

На отметку в милицию ему нужно было приходить каждую неделю. Еще несколько раз в неделю силовики сами приходили к нему.

«У кватэру яны не заходзілі, але заўжды пры размове са мной ўключалі відэарэгістратары. Папярэджвалі, што адчыняць я павінен нават ноччу, і што яны будуць мяне шукаць, калі я не адчыню. Суседзям будуць званіць, мне на мабільны. Папярэдзілі адразу, што званок у кватэры адключаць нельга».

То, как в итоге будет устроена жизнь бывшего политзаключенного в плане проверок, учетов и других контактов с силовиками, зависит от конкретных сотрудников милиции, считает Дмитрий.

Отметки в милиции. Лекции о наркотиках и фильмы пропаганды

В РОВД стоящих на учете тоже должны вызывать раз в месяц на профилактические мероприятия (опять же, если другую периодичность не установил орган, который занимается «профилактикой»). Некоторым из освободившихся политзаключенных нужно приходить в милицию чаще.

«Кожную нядзелю хадзіў да іх глядзець гэтыя брыдотныя фільмы, якія яны наздымалі. Ім самім гэтае АНТшнае кіно ўжо абрыдла. Быў выпадак, яны пытаюцца: ну, што сёння будзем глядзець? Я прапанаваў — давайце паглядзім фільм пра Слабудку, есць такое месца пад Пружанамі. Яны адразу такія — гэта не "Белсат?" Я кажу — не, гэта Пружаны-ТВ, усе дазволена», — вспоминает Олег Кулеша.

Иногда бывшим политзаключенным приходится долго ждать таких «профилактических лекций».

«Я несколько раз больше часа стояла под дверями, просто ждала, пока они меня впустят. Хотя по закону само это мероприятие не может продолжаться больше часа. Ну и дальше только одна сплошная нервотрепка, и нагрубят еще», — рассказывает Елена.

Экс-политзаключенный Виктор из Могилева вспоминает, что однажды сотрудники милиции собрали на лекцию сразу много человек. В итоге ее начала пришлось ждать и приглашенному лектору.

«Людзі з працы папрыезджалі, і мы больш за гадзіну чакалі нечага ў гэтым іх прэдбанніку. Ну і як потым высветлілася, з намі стаяў і чагосьці чакаў і наш будучы лектар. Потым усіх заявлі ў актавую залу і ён хвілін сем распавядаў пра шкоду наркотыкаў», — говорит Виктор.

Пока Дмитрий улаживал вопросы с трудоустройством, ему нужно было отмечаться в милиции раз в две недели. После того, как его взяли на прежнюю работу, ему разрешили приходить раз в три месяца в течение двух лет. По словам Дмитрия, в основном в отделе с ним проводят короткие разговоры; несколько раз он попадал на лекции о вреде наркотиков и алкоголя.

Работа. Обязательна, но брать не хотят

Трудоустройство бывших заключенных не обязательно, но в законе о профилактике говорится, что местные власти должны «принимать меры по обеспечению жилыми помещениями и трудоустройству» освободившихся. На практике иногда выходит так, что милиция требует от человека найти работу, а устраивать экс-политзаключенного никто не хочет.

По словам Олега Кулеши, в милиции ему сказали, что у него есть 10 -15 дней на трудоустройство. Когда найти работу у политзаключенного не вышло, его стали в «добровольно-принудительном» порядке звать на «ярмарки вакансий» и комиссии по трудоустройству.

Как рассказывает Кулеша, на таких «ярмарках» политзаключенному не предлагают варианты вакансий, а наоборот — работодатели между собой спорят, кому придется брать на работу человека.

«Сядзіць старшыня каміссіі, і пытанне пастаўлена такім чынам — хто яго будзе забіраць? Можа ЖКГ — вуліцы прыбіраць? Чалавек адтуль устае і пачынае лямантаваць — не, да нас ня трэба, навошта, ен жа палітычны».

При таком трудоустройстве, по словам Кулеши, никто не интересуется состоянием здоровья. Сам он жаловался на проблемы со спиной, но его отправили на тяжелый физический труд на хранилище яблок.

«Пытаюся — які будзе соцпакет? Смяюцца, кажуць, фуфайку табе дамо».

Из-за татуировки нельзя ходить в бассейн и на пляжи

Леонид Судаленко говорит, что милиционеры обязали его предупреждать об отъезде из города больше, чем на три дня. Милиции нужно сообщить причину отъезда и место.

«Адразу папярэдзілі, што мне за парушэнне будзе штраф да 100 базавых ці нават 15-сутачны арышт. Я пабачыў, што яны моцна да мяне прычапіліся. Толькі я ў нядзелю схадзіў днем да іх, паглядзеў кіно "пра наркаманаў", а ўвечары яны зноўку прыйшлі. Такая, можна лічыць, хатняя хімія».

Единственная проблема, с которой Дмитрий столкнулся — это татуировка, которую могут посчитать «экстремистской». Бывшему политзаключенному «удалось договориться с операми» и не сводить ее, но из-за этого он не посещает бассейны, аквапарки и городские пляжи.

«Если очень хочется, еду на велосипеде за город на реку куда-нибудь, где никого нет».

При этом тревога до конца не отпускает экс-политзаключенного.

«Беларусь — это сейчас большой локальный участок. Здесь нет чувства свободы уже давно. Только чувства опасности и беспокойства, хоть после СИЗО и лагеря, конечно, легче. А уезжать я не хочу. Буду ждать лучших времен».