Отсидел, вышел и снова сел. История политзаключенного Александра Храпко, отучившегося в колонии на электрика

«По телевизору показывали, как этот дядька усатый с автоматом бегает». 9 августа в колонии

31-летний Александр Храпко родился в Чернавчицах под Брестом. В родной деревне и в областном центре его многие знают: в 2014 году, будучи студентом физического факультета, он баллотировался в местные Советы депутатов. В 2016 году он пытался участвовать парламентских выборах, но его инициативная группа не собрала нужное для регистрации количество голосов.

«Еще со школьных лет я человек любознательный. У меня было желание сделать мир лучше, справедливее. Тогда я ошибочно полагал, что в Беларуси можно вот так просто стать депутатом».

Перед парламентскими выборами 2019 года его задержали по уголовному делу. По просьбе подруги Александр снял квартиру человеку из России, который позже незаконно пересек границу Беларуси и Польши. Активист считает, что дело против него сфабриковали, так как о дальнейших планах этого человека он не знал.

В итоге Храпко получил 3 года и 3 месяца лишения свободы по обвинению в организации незаконной миграции. Из-за амнистии он провел в ИК-15 чуть больше года — и этот период выпал на августовские протесты в 2020 году.

В колонии тогда было «особенно напряженно». Администрация приказала осужденным сидеть тихо, а в случае бунта в них будут стрелять. Телефонные разговоры с родственниками оперативники слушали «особенно внимательно», говорить о политике запрещалось. Осужденные понимали, что в стране что-то происходит. Это можно было понять в том числе из обрывков новостей по телевизору: «Я помню, показывали, как этот дядька усатый с автоматом бегает».

Меньше месяца на свободе. Хоровод и снова задержание

Из колонии Александр освободился в конце августа. А 13 сентября присоединился к протестам в Бресте. Тогда жители города перекрыли оживленный перекресток в центре, водили там хоровод и пели песни.

«Было такое предвкушение победы. Казалось, что вот, наконец справедливость восторжествует. Я знал, как сидели Статкевич, Северинец. Но у меня не было как-то страха. Я как будто "перебоялся" уже», — объясняет Храпко.

В тот же день Александра задержали. Его отпустили после трех суток в ИВС, а вскоре против него и других участников той акции возбудили уголовное дело, известное как «хороводное». По нему осудили более сотни человек.

Восемь месяцев под подпиской о невыезде, постоянная тревога. Приговор

Александр остался на свободе, но с подпиской о невыезде. Следователь, который вел дело, вызывал его на допрос несколько раз в неделю для «уточняющих вопросов»: «А у меня полдня на одну такую поездку из Чернавчиц уходило».

Восемь месяцев, которые Храпко провел на свободе под подпиской, он жил с постоянной тревогой. Он раздумывал над отъездом из Беларуси и даже проконсультировался со знающим людьми. Но когда решился, его снова вызвал к себе следователь. Александра заключили под стражу.

«Это сначала было как сон: мне даже не верилось, что это со мной происходит. Хотя опыт был и я уже знал, что будет и где я нахожусь».

Суды по «хороводному делу» проходили не сразу над всеми обвиняемыми, а по группам. В группе Александра было 13 человек.

В суде Храпко признал вину: «А когда спросили, в чем именно я виноват, я так и ответил: в том, в чем вы меня обвиняете. Потому что я сам не знаю, что я такого противозаконного сделал».

Суд приговорил Александра к 1 году и 1 месяцу колонии. Отбывать наказание его отправили в ИК-5 в Ивацевичах, где обычно сидят ранее судимые люди. Перед этапом в колонию еще месяц Храпко провел в барановичском СИЗО. Условия в карцере изолятора Александр вспоминает как самые худшие за все время.

«Я туда захожу, а там влажный пол. Я думаю — вот молодцы, пол помыли. А оказалось, там такая влажность была, что он почти и не высыхал. Умывальника нет, только дырка в полу — туалет, и труба над ней. Умываешься просто над этой дыркой — такие унизительные условия».

Желтая бирка и учеба на электрика. ИК-5

В колонии стало свободнее, правда, других политзаключенных Александр там почти не встречал. К нему у администрации было особенное внимание. Как и осужденные по политике в других колониях, Александр состоял на учете как склонный к экстремизму и носил желтую бирку.

У всех соседей Александра по отряду раньше уже были судимости. Некоторые из них в первый раз попали в колонию в 17-18 лет, а сейчас им уже за 60, говорит Александр: «За то время, что я был в колонии, один мужчина успел выйти и снова туда вернуться. То есть это он успел и в СИЗО побывать. На свободе, значит, побыл пару дней максимум, что-то сделал и вот, вернулся обратно».

Тесно бывший политзаключенный ни с кем не общался. Подружился только с библиотекарем. В колонии можно было пойти учиться и Александр воспользовался этой возможностью: чтобы меньше времени проводить в отряде и при этом не работать на промзоне за копейки. Храпко учился на электрика.

Обучение в колонии мало чем отличалось от учебы в колледже: преподаватели — гражданские, они приходят в колонию на работу. Занятия начинались в 9 утра и заканчивались до 14-15 часов дня. На лекциях — теория, на практике «что-то паяли, какие-то цели могли собирать». Экзамены Александр сдал без проблем.

Некоторые осужденные учились таким образом по несколько раз, иногда даже на одной и той же специальности. «Это вот те, кто по 15, по 20 лет сидит. Не знаю, зачем они так делают. Может, чтоб на промзону не ходить, может просто, чтоб веселее было».

Дни до освобождения Александр считал с самого начала, даже завел для этого специальный блокнот — в нем он от руки нарисовал календарь и зачеркивал дни.

«Там очень долго тянется время. Я пытался разобраться с этим, пытался понять природу времени. Вот ты сидишь в очереди к стоматологу, когда болит зуб, и время тянется очень медленно, даже если это 10 минут. А два часа за любимым делом пролетают незаметно. В колонии ты постоянно чего-то ждешь, постоянно в напряжении. Много фобий, страхов. Я понял, что морально только недавно стал себя чувствовать лучше. Спустя столько времени».

Примерно за месяц до освобождения кто-то позвонил в колонию с новостью о смерти мамы Храпко.

«Вызвал психолог, говорит — ну вот, так и так, позвонили, мама умерла. Я в шоке. А вечером пошел на звонок с сестрой, а она говорит — да нет, нормально все с мамой, вот только что разговаривали. Кто мог позвонить, я даже не представляю. У меня нет таких врагов, чтобы мне настолько зла желали».

«Была жуткая паранойя, я боялся звонков, боялся подозрительных машин на улице». Отъезд

На свободу Александр вышел, полностью отбыв свой срок — 15 марта 2022 года. Больше года он оставался в Беларуси — поправлял здоровье после колонии, решал бытовые вопросы. С трудоустройством было сложно. Одновременно с поисками работы Александр прошел обучение и получил специальность менеджера в сфере IT. Уезжать ему не хотелось.

«При этом у меня была жуткая паранойя, я боялся звонков, боялся подозрительных машин на улице. А уехать пришлось после того, как мне пришла повестка, вызывали в УВД в качестве свидетеля. Я подумал, что меня снова могут задержать».

Александр выехал из Беларуси в августе 2023 года. И в этот же день к нему домой пришли милиционеры.

С границы его отвезли в лагерь для беженцев, какое-то время политзаключенный жил там. Условия в лагере были нормальные: в комнатах живут несколько человек, есть общий душ и туалет. В столовой кормят три раза в день.

Сейчас Александр переехал в арендованную квартиру и строит жизнь в новой стране. Силовики до сих пор разыскивают его и время от времени приходят к его родным в Чернавчицах. Как рассказывает Александр, в планах у него — создать собственный проект психологической помощи, в первую очередь — для тех, кто пострадал от войны и репрессий.