«Если ляпнешь что‑то в разговоре, тебе пиздец». Как политзаключенные держат связь с близкими через письма и звонки

«Ему не отдали письма, в которых я перечисляла, кто его поздравил и как». Переписка

Переписка — это основной способ связи с внешним миром для заключенных. Письма можно отправлять и получать в изоляторах временного содержания и в следственных изоляторах, в колониях и тюрьмах.

Любая переписка проходит через цензора — сотрудника, который читает каждое письмо и решает, можно ли пропустить его на волю и отдать ли заключенному.

Письмо не пропустят, если в нем есть тайнопись, какой-то шифр или жаргон; если оно «носит циничный характер» или, например, его содержание направлено на «причинение вреда».

Но то, что письма не доходят до адресата, не всегда зависит от его содержания. Часто это один из способов давления на политзаключенных. Виталий Жук рассказывает, что в барановичское СИЗО, куда он попал в конце 2021 года, письма приходили исправно — даже от незнакомых людей. Но однажды всем «политическим» в камере резко перестали выдавать корреспонденцию — это продолжалось около 10 дней. Заключенные не получали писем даже от близких родственников.

— Жена приехала ко мне на свидание, и после этого ни одного письма я не получал. Естественно, у меня тоже паника: что могло случиться?

Тогда Виталий объявил сухую голодовку и добился своего: в тот же день ему выдали все письма.

В середине февраля 2022 года, когда Виталий уже был в колонии, ему перестали передавать письма от незнакомых людей. Сергей, отбывавший наказание в другой ИК, говорит, что с началом полномасштабной войны переписку с незнакомцами заблокировали, а письма от родных отдавали реже.

— Я ни одного письма [от незнакомых людей] не получил. Только от мамы одно было и от жены два-три, — говорит Сергей. — Это нормальная практика, когда начинается война, чтобы не было бунтов, никаких тайных переписей. Они же на ошибках учатся, как говорится, у прошлых поколений. Они очень серьезно к этому относятся.

О похожем опыте говорят и другие бывшие политзаключенные: например, Максим, оказавшийся в СИЗО после начала войны, получал письма только от невесты и родителей, но нерегулярно. В колонии переписку удалось наладить только с родителями. Сестра другого политзаключенного говорит, что получает письма от брата примерно раз в неделю. Корреспонденцию от друзей и незнакомцев ему не отдают.

— Я ему говорю: «Вова, не расстраивайся, тебе все пишут, я тебе буду писать». Я ему стала писать, что тебе от такого-то привет, от такого-то такие слова. И что вы думаете? Они ему не отдали письма, в которых я перечисляла, кто его поздравил и как.

Некоторых политзаключенных совсем лишили переписки: связи с внешним миром нет как минимум у Виктора Бабарико, Марии Колесниковой, Максима Знака, Сергея Тихановского, Николая Статкевича и Игоря Лосика.

По пять минут четыре раза в месяц. Звонки

В колониях и тюрьмах (только в условиях общего режима) заключенные могут звонить родным, а в следственных изоляторах — нет. После этапа в колонию осужденные заполняют анкету, где указывают родственников, с которыми хотят созваниваться. Этот список отправляют на одобрение администрации.

— Отец как-то передал трубку маме, а ее я не вписал в эти списки. После звонка он [сотрудник колонии] говорит: «А ты с кем еще разговаривал? С мамой? А у тебя она вообще вписана?» Ну, я посмеялся, конечно, потом вписал. Хорошо, что он не выключил звонок, хотя мог, — рассказывает Максим.

Для звонков обустроено специальное помещение с таксофонами, куда отряды ходят по графику. В среднем за месяц осужденные звонят близким четыре раза (если их не лишат звонков и не отправят в ШИЗО или ПКТ).

— Было такое, что человека сажали в ШИЗО, родственники не могли дозвониться и поднимали на уши весь департамент [исполнения наказаний]: где, почему не звонят? <…> Они даже могут из ШИЗО выпустить, дать позвонить, а потом обратно в ШИЗО посадить, — говорит Сергей.

Осужденные могут созвониться с родными и по видео — это делают в специальной комнате с компьютерами. Связаться с близкими можно в вайбере, скайпе и даже телеграме.

По закону на телефонный разговор отводится до 15 минут. «У политических никаких 15 минут никогда не было — максимум 10, а когда у мента плохое настроение — восемь», — говорит Сергей.

Татьяна рассказывает, что говорит с братом всего по пять-шесть минут. Какое-то время уходит на подключение — нужно назвать свой код, набрать номер и дождаться соединения.

— Я только начала рассказывать, а он говорит: «Все, уже заканчиваю». Почему заканчиваю? Потом смотрю — 4:34, но это же вообще смешно, — говорит она.

Теперь перед звонком Татьяна составляет тезисный список того, что должна сказать и о чем хочет спросить. «Говорите быстро, очень конкретно, несколькими словами, и переходите к следующему», — советует она.

Собеседники «Медиазоны» рассказывают, что в разговорах заключенные ограничиваются бытовыми темами — лучше не говорить лишнего. В помещении для звонков всегда находится сотрудник колонии, который внимательно следит за разговорами.

Кроме того, политзаключенные предполагают, что все звонки прослушиваются. Виталий рассказывает, что после одного неосторожного разговора его вызвали в оперативный отдел и спросили, хочет ли он лишиться видеозвонков. «Я сделал вид, что не понимаю вообще, о чем речь. А он говорит: "Нужно, чтобы все эти моменты мы больше не слышали, или у вас будут большие проблемы"».

— Все люди взрослые адекватные понимают, что если ты что-то ляпнешь [в разговоре], то тебе пиздец, грубо говоря. Поэтому, разговоры были только только на дебильные темы: как погода, как сосед Вася поживает, — говорит Сергей.

Татьяна пересказывает брату новости, несмотря на опасность: «Я ему стараюсь донести, что происходит в демократических силах, что происходит в Украине. Про Россию они кое-что знают, правда, я ему говорю: "Ты все переворачивай, что они показывают"».

Через стекло и под надзором. Краткосрочные свидания

Короткие свидания заключенным могут давать и в СИЗО, и в колонии. Проходят они в комнате, где с одной стороны сидят осужденные, с другой — родственники. Друг от друга они отделены стеклом и общаются через телефонную трубку. Длится такое свидание до четырех часов.

— Сзади ходят проверяющие, ничего не покажешь. Я думала, может, я ему что-то напишу — нет, этот [сотрудник СИЗО] сечет так сечет, — рассказывает Татьяна.

Кратких свиданий могут лишить за нарушение правил внутреннего распорядка. В колонии Виталий был на таком свидании с женой только один раз, когда она приехала без предупреждения и потребовала встречи.

— Она боролась с ними целый день, и под самый конец ей разрешили. Мы просидели полтора часа, но рады были и этому.

Досмотр, евроремонт в комнатах, лишение. Длительные свидания

Длительные свидания могут продолжаться до трех суток, но политзаключенным дают сутки или двое. Общий режим предусматривает три длительных свидания в год. Чем строже режим, тем меньше встреч с родными.

Перед свиданием близкие заключенных проходят через обязательный досмотр. Если от него отказаться, свидание не дадут. «Мою супругу обыскивали с ног до головы, все документы, все тетрадки, блокноты — все проверяли», — рассказывает о досмотре перед свиданием в ЛТП Виталий Жук.

Условия в комнатах для свиданий собеседники «Медиазоны» описывают похоже: там сделан евроремонт, из мебели — кровати, шкаф и стол, есть зеркало и радио. В ЛТП-5 рядом с жилой комнатой — игровая для детей с книжками и игрушками. На кухне есть холодильник, бойлер и электрочайники, а столовые приборы родственнику выдают под подпись. В еще одной комнате — телевизор и мягкие уголки.

Как правило, осужденным по политическим мотивам редко дают длительные свидания. Незадолго до встречи с родными им выписывают нарушения — например, за незастегнутую пуговицу или отказ от уборки.

— Ведут на судилище к начальнику. И тот сидит такой: «Ну чего ж тебя лишить — посылки или свидания? Ты знаешь, наверное, не будем, мы с тобой жестить. Посылка — это же тебе надо хорошо питаться. Давай мы тебя свидания лишим», — говорит Виталий Жук.