Витольд Ашурок. Фото: личная страница в Facebook
21 мая стало известно, что в шкловской колонии умер 50-летний лидский активист Витольд Ашурок, которому в январе суд в закрытом процессе назначил пять лет лишения свободы за участие в протестах после выборов. По официальной версии, у активиста остановилось сердце. По словам родственников, последние две недели они не получали от заключенного писем, а на сердце он никогда не жаловался. «Медиазона» рассказывает, чем был известен Ашурок, как его судили и что известно о его смерти.
После объявления результатов выборов 2010 года 41-летний уроженец деревни Огородники Лидского района Витольд Ашурок, прежде называвший себя аполитичным человеком, неожиданно решил приехать «на площадь». По рассказу его друга Сергея Пантуса, который приводит «Наша Нiва», Ашурок не собирался участвовать в протестах, но «в последний момент позвонил и сказал, что поедет» в Минск.
Тогда ему назначили 12 суток ареста — первые «сутки» в его жизни. Однако интерес Ашурка к политическому активизму с этого момента только нарастал. Вскоре он вступил в партию БНФ. Ее глава, ныне обвиняемый по делу о «покушении» на Лукашенко Григорий Костусев говорил, что Ашурок — «сапраўдны змагар», несмотря на попытки пропаганды «очернить это слово». Паралелльно с участием в БНФ Ашурок был гродненским областным координатором движения «За Свободу».
В декабре 2019 года он вышел с одиночным пикетом против расширения интеграции с Россией. Тогда активист встал у памятника князю Гедымину в Лиде с плакатом «Беларусь — не Расея».
Последней известной акцией Ашурка стал одиночный пикет 26 апреля 2020 года перед стеклозаводом «Неман», на котором сам активист когда-то работал. Ашурок держал в руках плакат «Шкловата — наш Чарнобыль» — так он протестовал против строительства второго цеха по производству стекловаты в Березовке. За эту акцию его оштрафовали на 35 базовых величин.
9 августа, в первый день протестов против официального результата очередных президентских выборов, Ашурок оказался среди задержанных. Тогда ему назначили 20 суток лишения свободы. Через пять дней Ашурка, как и многих задержанных, отпустили на свободу. Однако через месяц его снова задержали, а затем арестовали — на этот раз суммарно на 30 суток, 15 из которых активисту назначили за участие в лидских протестах в августе и сентябре. С этого момента Ашурок уже не выходил на свободу — он стал фигурантом уголовного дела.
18 января Лидский районный суд приговорил его к пяти годам лишения свободы по обвинению о грубом нарушении порядка (часть 1 статьи 342 УК) и насилии либо угрозе насилия по отношению к милиционерам (статья 364 УК). Судили Ашурка в закрытом режиме. Председатель суда объяснял это защитой личных данных потерпевшего и свидетелей, которые работают в милиции либо являются членами избиркомов.
Через несколько дней после приговора беларуские правозащитники признали Ашурка политзаключенным и потребовали его немедленного освобождения.
Незадолго до суда журналист «Нашай Нiвы» получил от активиста письмо: он признавался, что арест не стал для него неожиданностью.
«Ничего нелогичного не получилось: я знал, что окажусь в тюрьме, если наш протест не достигнет своей цели», — писал он.
Условия в заключении Ашурок, по его словам, невыносимыми не находил: «Ничего приятного за решеткой нет, но нет и шока». «Просто мне нужно пережить этот период своей жизни», — писал он. Жаловался активист только на слишком яркие тюремные сновидения.
«Единственное, с чем я столкнулся — сны. Безусловно, сны бывали и раньше. Это же естественно для человека — видеть сны. Но таких нежных и пронзительных, пожалуй, и не было. В снах ко мне приходили мать, брат, жена, мои племянники… Это было щемяще приятно, вызывало боль, успокаивало — целая палитра эмоций», — рассказывал заключенный.
В том же письме активист говорил, что его «сознание осталось на тех же позициях, что и до тюрьмы». Последней строкой, которую он тогда оставил на клетчатом листке бумаги, был лозунг: «Жыве Беларусь».
21 мая родственники рассказали «Нашай Нiве», что Ашурок умер в ИК-17 в Шклове. Официальной причиной смерти считается остановка сердца. При этом, по словам родственников, раньше активист никогда не обращался к кардиологам и не жаловался на сердце.
— С сердцем у него никогда не было проблем. Единственная проблема со здоровьем у него была с ногой. Лет 30 назад у него случилась закупорка вен на ноге. И у ему еще тогда был вживлен протез. У него с ногой было не в порядке. Быстро ходить не мог, она вечно мерзла. Как вариант, бог его знает… У него мог оторваться тромб. С самим сердцем у него всегда был полный порядок, — рассказал «Медиазоне» брат Ашурка Андрей.
На состояние здоровья в заключении Ашурок не жаловался, уточняет Андрей. Единственным исключением стала жалоба на тяжелый этап в письме, которое он отправил жене после перевода в колонию.
— У них сейчас принято всех, кто по этим статьям — якобы люди, склонные к экстремизму — перевозить в наручниках. Он, конечно, был признан там склонным к экстремизму, — объясняет Андрей.
По его словам, брат в заключении писал много писем и старался отвечать каждому корреспонденту. Однако последнее письмо от него пришло в конце апреля.
Андрей планировал поехать к Витольду во вторник, в приемный день начальника колонии — тот, по слухам, «человечный товарищ, мол, с кратковременными свиданиями проблем не будет». Новость о смерти брата для его близких — «более чем шок», говорит Андрей.
— Матери не знали, как сказать. В свое время боялись сказать, что он уже не на сутках, а в СИЗО. Потом пришлось, потому что кормить не будешь, что, мама, ему дали очередные 15 суток. Матери 83, планировали сегодня отметить — у нее был день рождения 13 мая. Там мы все болели и решили попозже. К сожалению, вот так, — рассказывает он.
Никаких подробностей о смерти Ашурка администрация колонии или следователи родственникам пока не сообщали.
— [Похороны] сложно в деталях спланировать. Сегодня дозвонились до дежурного по Следственному комитету по Могилеву. Он дал номер следователя, который вчера туда выезжал, и его начальника. Но телефоны пока молчат. Никаких деталей мы не знаем. Сейчас выходные — скорее всего, до понедельника мы ничего не узнаем, — подытоживает Андрей.