Иллюстрация: Мария В. / Медиазона
Время от времени встречаются новости, что кого-то из политзаключенных поместили в штрафной изолятор — ШИЗО. Это небольшая камера, где лавка и стол приварены к полу, а кровать пристегнута к стене. Там холодно, нет матраса и нет ничего, чем бы человек мог себя занять. «Медиазона» поговорила с бывшими политзаключенными о том, как устроена «жизнь» в ШИЗО и как там не сойти с ума.
Взять с собой в камеру ШИЗО можно только зубную щетку, пасту, туалетную бумагу и мыло. Сотрудники колонии выдадут тапки вместо привычной обуви, робу с надписью ШИЗО без воротника и небольшое полотенце. Это все, что есть у заключенного.
В камере изолятора есть стол и лавка, обычно, прикрепленные к полу, кровать, которую сотрудник колонии отстегивает от стены на ночь, и полки на стене.
Письма и передачи в ШИЗО не приносят. Кормят три раза в день, минимум дважды приходят с проверкой, обыскивают камеру и находящегося в ней человека. Заключенный должен назвать свою фамилию, имя, отчество, статью, по которой он осужден. Если он стоит на каком-то учете, нужно озвучить и это.
Все бывшие политзаключенные говорят, что в ШИЗО очень холодно. Бывший политзаключенный Александр Кабанов отмечает — хуже всего оказаться в изоляторе в межсезонье, когда на улице холодно, а отопления уже или еще нет.
— В колонии в Шклове, например, всегда был сквозняк: специально было открыто окно на «продоле». И вот этот сквозняк превращает пребывание там в медленную пытку. Ты буквально чувствуешь, как по тебе скользят потоки холодного воздуха, — рассказывает бывший политзаключенный Виктор Пархимчик.
Чтобы согреться в камере, нужно постоянно двигаться: приседать, отжиматься, ходить по кругу.
— Робу нельга пры гэтым здымаць. Напрыклад, я аднойчы інтэнсіўна трэніраваўся, мне нават стала спякотна. Я вырашыў зняць робу і абмыцца пад кранам, і атрымаў парушэнне і новы тэрмін у ШІЗА, — рассказал бывший политзаключенный Змитер Фурманов.
Спать в условиях ШИЗО сложно: нет подушки, одеяла, постельного белья — только голые доски.
Пархимчик вставлял в тапок туалетную бумагу и клал эту конструкцию под голову вместо подушки. Кабанов снимал робу и накрывался ею с головой, чтобы «надышать», согреться и на какое-то время уснуть.
— Пока ты интенсивно дышишь, под робой более-менее тепло, ты засыпаешь. Засыпаешь, перестаешь интенсивно дышать, остываешь, просыпаешься. Опять нужно минут пять, чтобы согреться, — рассказывает Кабанов.
По словам Фурманова, ночью из-за холода иногда приходилось вставать и ходить по камере или снова упражняться.
В штрафной изолятор администрация колонии может отправить за любое нарушение правил внутреннего распорядка. Согласно УИК, отправить в изолятор могут на срок до 10 суток. Однако на практике бывает так, что заключенный оказывается в изоляторе несколько раз по 10 суток подряд.
Политзаключенный блогер Александр Кабанов первый раз попал в ШИЗО на месяц.
— На меня составили акт, что у меня якобы была расстегнута пуговица. В тот же день проверили все мои сумки. В описи у меня было девять фотографий, но среди писем нашлось несколько открыток. Сказали, что это тоже фотографии и из-за этого был выговор, меня отправили убирать туалет, я отказался, и мне дали 10 суток. Пока я был там, мне дали еще 10 суток за то, что якобы в камере было не убрано, и потом еще 10 суток за то, что у меня после завтрака в камере остался кусок хлеба — это тоже посчитали нарушением, — объяснил он.
Змитер Фурманов провел в ШИЗО весь свой срок в колонии, 48 дней. В первый раз его поместили туда за то, что он, находясь еще в «карантине», неправильно оформил список личных вещей.
— А калі ты ужо ў ШЫЗА, усе было прасцей, яны проста прыходзілі, праводзілі пальцам недзе ў куце і казалі — вось, тут пыльна, гэта парушэнне. Хаця там усё было вымыта і не па аднаму разу. А я ж і не ведаў правілаў, што можна, а што з’яўляецца парушэннем. Ніхто не казаў. Вось практычным шляхам і даведваўся, чаго было нельга, — рассказывает он.
Бывшего политзаключенного Виктора Пархимчика первый раз отправили в ШИЗО с химии из-за отказа идти пешком до места работы, по его словам, больше 20 км. Это посчитали отказом от работы.
Согласно статье 113 УИК, «осужденный не может быть подвергнут взысканию, не получив возможности высказаться и дать письменное объяснение в свое оправдание. Должностные лица, применяющие к осужденным меры взыскания, должны всесторонне и полно учитывать обстоятельства совершения нарушения, степень вины осужденного и его оправдания и налагать взыскание после личной беседы с ним».
В реальности это происходит иначе, рассказывает Виктор Пархимчик.
— В колонии это называется «кресьбины». Человека приводят к начальнику колонии, или, если его нет, к заместителю. Такой вот, балаганный суд, потому что решение обычно уже есть. Если у них хорошее настроение, и им хочется поговорить, могут сказать что-то вроде «ну что ты, опять нарушаешь», если нет — то просто молча отправляют в ШИЗО, говорят только, на сколько суток, — объяснил он.
Виктор Пархимчик поясняет: несмотря на указанный в УИК максимум, некоторые заключенные проводили в ШИЗО месяцы.
— 10 суток прошло, человека вывели на 10 минут, выписали нарушение «из головы», и поместили обратно, — уточнил он.
Время в изоляторе, по словам заключенных, тянется медленно. Из «развлечений» — разговоры с самим с собой и размышления.
— Знаходзячыся там, натуральна размаўляць з самім сабой, пець песні, чытаць вершы, неяк так забаўляцца. Калі няма магчымасці з кімсьці пагутарыць, застаецца толькі гэта. Я спяваў «Тры чарапахі», нешта з «Разбітага сэрца пацана», сам сабе радыё быў, — рассказывает Фурманов.
Кабанов рассказал, что пока находился в ШИЗО, старался думать о хорошем, строил планы, вспоминал что-то, молился.
— В голове такое происходит… сложно объяснить, такое не произойдет в любой иной ситуации. Но стараешься думать о хорошем — о том, сколько осталось срока. Вот я по себе сужу: когда я приехал в Новополоцк на «единицу», мне оставалось сидеть полтора года. Я попал на месяц в ШИЗО, вышел и подумал — вот и месяц прошел. Это классно. Опять отправили в ШИЗО, думаю «время-то идет». Когда-нибудь я выйду отсюда, даже если все время проведу в этом ШИЗО, все свои полтора года. Эта мысль греет, что срок идет, приближается выход на свободу и встреча с родными, друзьями, — вспоминает он.
По словам Виктора Пархимчика, после смерти Витольда Ашурка в ШИЗО стал приходить врач. Однако даже просто успеть сказать ему о своем самочувствии не получалось.
— И вот этот врач приходит, смотрит в окошко, в кормушку, спрашивает «Жалобы на здоровье есть?» и идет дальше, буквально через секунды, не дожидаясь ответа. На камерах в случае чего будет видно, что врач был. Если что-то случится, он скажет, что не было жалоб, — вспоминает Пархимчик.
Жалобы заключенных на условия, холод или плохое самочувствие в ШИЗО остаются без внимания администрации. Иногда заключенные идут на крайние меры, чтобы заявить свой протест против условий в изоляторе. Александр Кабанов вскрывал вены в ШИЗО. По его словам, в заключении это не редкость.
— Я видел руки арестантов, на «крытой» практически все порезанные. Когда сидел на Володарке, и мы шли в душ, я видел людей, которые уже были в лагерях. Я был в шоке, видел их тела — там порезанные руки, животы. Я спрашиваю что это, как, зачем. А мне объясняют — а по-другому никак, ты тоже можешь с этим столкнуться, и ты должен быть к этому готов. Такие были разговоры. И я думал, что меня это не коснется. Но так получилось, что тоже пришлось, — вспоминает он.
Кабанов объясняет: так происходит, потому что обратиться заключенному некуда. Нет возможности пожаловаться на сотрудников колонии, что бы они ни делали.
— Меня отправили в ШИЗО из-за расстегнутой пуговицы, которая на самом деле была застегнута. И кому я что докажу? Я говорю: в камере холодно, пар изо рта идет. Прошу сделать что-то, а охранник просто закрывает окошко и уходит. Я надорвал грыжу, пошел в санчасть, а мне говорят: «Еще раз сюда придешь, попадешь в ШИЗО». Всем положены звонки, у меня не было ни одного звонка за все время. И такое бесправие повсюду там, на каждом шагу, — рассказывает он.